Письма мёртвой Ксане - страница 16
Ещё недавно это были живые люди; рабочие, инженеры, учителя, продавцы, парикмахеры, врачи, пенсионеры – в конце концов, какая разница кто: все они жили в одной стране и не хотели воевать. Но их предали и заставили убивать друг друга. Ради чего? Кому от этого стало лучше?
Мертвецов на улицах не убавлялось; одних убирали с тротуаров, но появлялись новые. И уже начинало казаться, что так будет продолжаться вечно. Человек ведь на удивление быстро привыкает ко всему, и к хорошему, и к плохому… Снайперы хорошо знали своё дело и не оставляли похоронную команду без работы.
Один раз Андрей видел, как привели к Костенко крепко избитого вражеского снайпера, светловолосого русака лет двадцати двух – двадцати трёх. Гвардейцы уже успели обыскать карманы пленного, и теперь один из них протянул комбату паспорт «румына». Костенко открыл документ на странице, где стоял штампик прописки:
– Иваново. Надо же, из каких мест к нам гость пожаловал. Город невест. И чего тебе в этом раю не жилось, парень? Какой бес тебя дёрнул – от своих ткачих – в нашу кровищу соваться? В стрелялки поиграть захотелось? А здесь у нас настоящие смерти и конкретные трупы, это тебе не игрушки
– Да я всё понимаю, что не игрушки… – снайпер нервно теребил рукав рубашки, избегая встречаться взглядом с комбатом. – Зря я сюда приехал, конечно… Но в Иваново безработица. А здесь хорошие деньги обещали заплатить. Невозможно было отказаться.
– И сколько?
– В месяц?
– Ну да, в месяц.
– Двадцать пять тысяч.
– Ишь как круто. Классный ты, наверное, стрелок, парень…
– Да нет, они всем по столько платят: пятнадцать тысяч сразу, при подписании контракта, и потом – по двадцать пять каждый месяц… Но я ещё не успел никого… Ну, в смысле, я тут, на передовой, совсем недавно… Нет, правда! Чем хотите поклянусь.
– Ну-ну, – понимающе кивнув, сказал Костенко бесстрастным голосом, и только выступившие у него на лбу капли пота выдали быстро вскипавший гнев. – Это само собой, что недавно, можешь не клясться. Мы все тут недавно… воевать стали. А раньше были мирными. Что ж, боец, не повезло тебе. Всё-таки зря ты из своего Иваново уехал.
– Да честное слово, я ещё никого из ваших убить не успел!
– Не успел, ясное дело. Только зарубок у тебя на прикладе – восемнадцать штук насчитали, – медленно проговорил комбат, перекатив желваки на скулах. – Вон как ты не успел. Наглядно. Восемнадцать наших ребят положил.
– Так это мне винтовку уже с зарубками дали. Нет, правда. Она чужая была, а потом мне выдали. Недавно.
– А теперь, парень, прикинь: каждый снайпер, когда попадает в плен, рассказывает в точности эту же самую басню. Про чужую винтовку. Ты бы, в самом деле, честно признался. Сколько наших убил?
Парень потупился. Однако ничего не ответил. А комбат, пристально глядя ему в лицо, невесело усмехнулся. И, медленно разорвав паспорт снайпера пополам, бросил его на асфальт:
– Знаешь, что это значит? – спросил он.
– Нет.
– А ты подумай.
– Н-не знаю…
– Это значит, что тебя уже нет.
***
Память схожа с назойливой мухой: сколько ни гонишь её – она всё равно норовит вернуться на облюбованное место. Правда, её, в отличие от мухи, не прихлопнешь ладонью.
Странно устроен человек. Его организм постоянно обновляется: отшелушиваются частички кожи, отмирают эритроциты и лимфоциты, клетки сосудов и внутренних органов, они уступают место более молодым клеткам, и даже в костных тканях происходит постепенная замена отслуживших свой срок старых солдат. В итоге каждые семь-восемь лет от прежнего хомо сапиенса остаётся лишь его образ, в точности воспроизведённая копия, состоящая из реплицированных запчастей – за двумя исключениями: клетки сердечной мышцы и коры головного мозга большей частью остаются прежними. Оттого сколь ни играй в прятки с провидением, пытаясь повернуть свою судьбу в любом из возможных направлений, сколь ни путай следы среди складок местности, а события минувших лет, нанизанные на живучие нейроны, из памяти вытряхнуть невозможно.