И так продолжалось долгие годы. Бабушки не смогли развести моих родителей, смирились и со временем привыкли. А родители, ругаясь, разводясь бесчисленное количество раз, снова сходились, мотая нервы нам, своим детям, и прожили вместе почти шестьдесят лет. Никакие трудности и распри не смогли их развести. Так и получалось у них: и сам не гам, и другому не дам. Только в последние дни жизни отец, уже совсем слабый, признался, что всю жизнь прожил не так, как хотел. Мама сломала его. Как сорвала из армии, так всё и пошло кувырком…
Страдал. Плакал, вытирал старческие скупые слёзы. Впервые я видела слёзы отца. И мне было его впервые так жаль, ведь я никогда прежде не понимала его. Никогда не жалела: мама не позволяла этого делать. Она была сильнее отца.
Любви ни у тёщи, ни у свекрови так и не возникло к «чужакам». Но, независимо от отношений, к бабушке на Дальний Восток и к бабушке в Москву мы стабильно ездили через всю страну каждый год. Чередуя: одно лето – деревня, другое – столица.
Я часто думаю об этом периоде жизни. Очень хочется понять своих родителей, найти оправдание их поступкам и решениям, хочется понять бабушек, дедушек. Ведь это целая жизнь таких разных, но волею судьбы родных мне людей.
Каждый год был полон событий и новых открытий. Обе мои бабушки были абсолютно не похожи друг на друга, но каждая из них главенствовала в своём семействе. А вот дедушки – и там, и там – играли роли второго плана. Они были всегда рядом с главным героем – бабушкой, но нисколько не меняли ход действия событий. Их мнения никто не учитывал, хотя они и пытались где-то наладить атмосферу взаимоотношений в семье.
Мы росли. Менялось время, менялось и отношение ко мне. Я стала нужна обеим бабушкам. У них наступала старость, а значит, и одиночество. Только сейчас я остро понимаю, как они меня ждали. Они нуждались в любви, во внимании, в присутствии близкого человека. Независимо от того, что в моём детстве я так мало получила от них этого внимания, любви, заботы. И только мои родители сумели, несмотря ни на что, посеять в моей душе уважение и любовь к обеим, упрямо таская нас через всю страну то к одной, то к другой бабушке… Чего только не происходило в эти годы. И я копаюсь в дебрях своего сознания, пытаясь вытащить наружу подробности того времени, тех событий, которые, так или иначе, формировали мою будущую жизнь, мой характер, моё восприятие окружающего.
Меня не отпускает прошлое. Мне хочется понять, почему мои родители выбрали такой путь Абсолютно кочевой образ жизни. А мне так хотелось, чтобы у нас был дом, чтобы у меня была своя комната, шкаф с платьями и своим постельным бельём, как у одноклассниц, – но… увы!
Письмо 22. Про переселенцев
Это грустный рассказ, полный трагедий и потерь. Я с детства знала о переселении своих амурских родственников с Украины на Дальний Восток. Приходилось долго уговаривать бабушку Елизавету рассказать что-то о себе.
– Отвьяжися, николы мэни! Ось прыстала, як смола до пьят, не отшкрабаешь! Робиты ничого тоби? Тильки байки слухаты горазда! Що прыстала?
Но поддавалась уговорам. Доставала из сундука чистый белый платок, не спеша надевала его на голову, садилась на лавку, натруженные больные руки клала на стол ладонями вниз, спиной прижималась к белой стене. Закрывала глаза. И становилась бабушка похожей на статую. Замирала на несколько коротких минут. Морщины на её лице становились глубже, уголки губ опускались. Было такое впечатление, что она мысленно вызволяет из недр своей памяти ту информацию, которую я запросила. Затем оживала, открывала глаза, причмокивала губами, как бы набираясь сил для тяжёлых воспоминаний. Над головой тикают часы, напоминая о том, что время безвозвратно уносит назад все события, а бабушкин рассказ о своём детстве и молодости уплывает в прошлое всё дальше и дальше, унося каждое слово в далёкую неизвестность, где происходили эти события.
