Письмо сыну. Воспоминания. Странники поневоле - страница 7

Несмотря на войну, жизнь в Отраде текла как обычно. Ушедшие на войну рабочие были заменены военнопленными. Это были славяне австрийцы. Помню, как один из них, пастух, высвистывал на самодельной дудочке заунывные, красивые мелодии, вероятно Карпатских песен. Другой работал в саду, и мы с детьми любили с ним разговаривать. Мы хорошо понимали друг друга. Помню Ма18 после пасхи потеряла в саду свое ожерелье из пасхальных яичек. Он нашел их и принес к нам. Теперь вспоминаю, что я не догадалась тогда денежно его за это отблагодарить.

Каждый будний день в десять часов утра Миша ходил в свою канцелярию мирового судьи разбирать судебные дела. Я очень любила слушать взаимные обвинения тяжущихся, допросы свидетелей – все это меня очень интересовало. Я воображала себе, как бы я решила то или другое дело. Обычно это были небольшие кражи, взаимные оскорбления, иногда пьяные драки. Дела решал или Миша один или к нему съезжались волостные судьи. Тогда после допроса свидетелей объявлялось: «Суд удаляется на совещание». Это означало, что все должны удалиться из комнаты, уходила и я, и двери запирали. Миша говорил, что его поражает здравый смысл и чувство справедливости этих волостных судей. Когда был волостной суд, обязанность Миши сводилась к указанию статьи закона подходящей к данному случаю. Помню один раз Миша вынес приговор тюремного заключения двум парням. А они неожиданно бросились на пол в земном поклоне со словами: «Покорнейше благодарим». Я удивилась. Оказывается, они ожидали большего наказания. Они украли из запертого амбара несколько мешков пшеницы у какой-то старухи. В краже признались, пшеницу вернули, и баба их простила. Но уголовное дело было уже начато, а по русским законам оно прекращено быть не может, и кража со взломом карается очень строго. Они это знали, а Миша дал им минимальное наказание, кажется три месяца тюрьмы. Интересно, что в Сербии, куда мы попали в беженстве, законы другие, и дело о краже может быть прекращено по взаимному соглашению. В каждой стране иначе, согласно обычаю.

В начале войны в Новомосковске был концерт в пользу раненых. Все общественные деятели и все помещики принимали в этом участие. Пели и любители, и профессиональные певцы. Пел хор Славянского19 под управлением его дочери. Все происходило на открытом воздухе в городском парке. Помню в перерыве прошел слух, что видны в темноте на горе электрические фары спустившегося немецкого аэроплана. Всполошился красавец местный исправник. К нему в наш автомобиль напросились кое-кто из жителей Новомосковска, и поехали на борьбу с этим аэропланом. Пока они собрались, аэроплана и след простыл. Нашли они только записку помещика Харитоненко к своей любовнице, и все подтрунивали над боевым выездом молодого исправника и местных храбрецов. А на горе, оказывается, просто остановился автомобиль Харитоненко.

Годы войны шли, а жизнь наша спокойно протекала в Отраде, как и прежде. Только неожиданно яйца стали цениться дешевле. Хотя у нас было довольно большое куриное хозяйство, яиц иногда не хватало. То ли их крали, то ли курочки уходили нестись в байрак, и яйца не удавалось найти. Я посылала покупать их в селе. Раньше десяток яиц, как помню, был десять копеек, во время войны – только пять копеек. Почему? Оказывается до войны и яйца, и целые стада гусей и другой птицы шли через границу в Австрию и Германию. Теперь вся эта живность оставалась в России. В селах не очень страдали от войны. Конечно, горе было расставаться с призванными, но скоро после начала войны в Думе прошел закон о щедрой помощи солдаткам, и жили они вполне обеспеченными.