Пиво, эльфы, два стрельца - страница 2

– Отлично, – на лице капитана заиграла легкая улыбка. – Хорошо идет младший офицер Кот! Так, Яр, подготовь к концу недели необходимые бумаги, ну, чтобы потом только цифры вписать. Повысим парня по результатам месяца.

«Дожил, – подумал про себя Эрн, замерев на секунду. – Уже говорю как какой-то… Политик?!» Его передернуло.

– Будет сделано, господин капитан, – Безликинс внес запись в свой блокнот. – А вот с последней жалобой я бы на Вашем месте ознакомился со всей внимательностью.

– Только не говори, что это опять…

– Коллективное заявление от жителей Пограничной улицы. Просят привлечь к ответственности Ее Светлость за, цитирую, «поразительную в своей наглости ложь», а в противном случае – грозятся голодовку устроить.

«Да чтоб их, Алирана…» – капитан Эрн закрыл лицо руками и пробормотал что-то не слишком приличное и членораздельное. Жители Пограничной улицы в последнее время словно с цепи сорвались и не упускают возможности припомнить городской ратуше обещанный, но, в силу непреодолимых обстоятельств, так и не начавшийся ремонт дороги.

– Все никак не уймутся… – устало промолвил Эрн, вытаскивая нужный документ из-под других.

– Именно так, – согласился гном.

– Хорошо, прямо сейчас и ознакомлюсь. Остальное, прошу тебя, – капитан умоляюще посмотрел на Безликинса и махнул рукой на документы, – забери и распишись за меня. Сил моих нет.

– Как скажете, господин капитан. О, и не забудьте, – гном перевернул назад страницу блокнота, – господин Жезла ждет Вас у себя, в четырнадцатой камере.

– Помню-помню, – кивнул капитан. – А…

– Ваша тетушка не приходила за Вашим братом, – сообщил Безликинс.

Эрн немного расслабился и в очередной раз поблагодарил штаб-сержанта за его учтивость и внимание к больным темам. Пан, старший брат Эрна, регулярно напивался до беспамятства, после чего его, чуть живого, находил или ночной патруль в канаве, или конюхи в куче лошадиного дерьма, или первый утренний прохожий посреди дороги, или его приносила Буня, медведица капитана. Эрн уже перестал записывать, где его находили. Он ненавидел пьяниц всех сортов и расцветок. Долг и разум говорили ему, что их всех надо изолировать от общества как социально-опасный элемент [говоря нечто подобное, Игон Эрн задумывался, не слишком ли он много общается с Иколой Жезла, гвардейским ученым], ум учтиво напоминал, что это невозможно, а сердце разрывалось на части. Каждый раз, когда он бросал Пана в камеру, тетушка смотрела на него, Эрна, как на врага народа. «Как ты мог?! Брата!» – стоял в ее заплаканных глазах немой вопрос.

Удивительно любовь туманит разум – человек не в состоянии перестать валять дурака и решить проблему «многолетний бесполезный идиот, живущий за родительский счет». Игона Эрна воспитывали иначе. Он видел, что все это неправильно, и не понимал, почему «три-четыре дня без алкоголя» стоят поощрительного праздника, в результате которого виновник «торжества» сбрасывал счетчик. И вот опять.

– Это радует. Он по крайней мере все еще в камере, – сказал капитан.

Безликинс пролистал блокнот:

– Без происшествий, господин капитан.

– Радует…

Однако радость была не столь большая, сколь хотелось бы. Капитану предстоял очередной разговор с братом, но он быстро отодвинул эту мысль в сторону и углубился в чтение коллективной жалобы.

***

Ближе к закату обзорная площадка совсем опустела, и эльф остался в гордом одиночестве. Ну, если быть точным, не совсем в одиночестве – компанию ему все еще составляла бутылка. На вид эльфу было лет сорок, и это была бы точная оценка, если бы он был человеком. На самом деле ему было крепко за двести семьдесят. Все прекрасно знали, что остроухие считают годы жизни как-то иначе, но формулу никто толком запомнить не мог, кроме небольшого количества ученых. Одежда эльфа знавала лучшие времена, но не было похоже, чтобы его этот факт хоть как-то волновал.