Пока же пусть вражина потаскает за собой капкан. А для этого сообщим о службе его в белых нашим дорогим чапаевцам, какую змею они на груди вырастили. Так что пусть его из партии выгоняют, ибо давно пора. А может, и из армии уволят. Он явно занервничает и пару глупостей допустит.
А ты, товарищ Кугно, снова порадуешь собой его родину и вернешься с лучшим уловом. Действуйте!
Оперуполномоченные вышли, а Иосиф Абрамович довольно улыбнулся. Теперь посмотрим, что скажет товарищ Зюк, что командует дивизией, когда узнает, что у него служит такой вот Николай Семенович, что не только замкомбата, но и скрытый белогвардеец и палач?
Бумага из НКВД произвела эффект попавшего в штаб дивизии «чемодана». В минувшую германскую войну так называли тяжелые снаряды. Поэтому многих действительно контузило, а у тех, кто устоял от удара, было много пищи для разговоров.
Начальник политотдела Гусев впал в легкое замешательство, но быстро оправился и отправил Николая Семеновича на дивизионную парткомиссию.
А тот признал, что действительно служил у белых, а в Красную Армию пришел только в Новороссийске, а именно в марте двадцатого года. В анкетах же биографию ему подправил один делопроизводитель в двадцать первом году.
Это исправление якобы сделано было без его ведома, о нем бравый капитан узнал позже, но ничего менять не стал. Дескать, мне все едино.
Тут Николай Семенович был неправ. Почти два лишних года службы, в том числе участия в боевых действиях – это не такая маленькая сумма досрочной пенсии за эти два года, которые он получать не имел права. Впрочем, пенсия – это должно случиться в будущем и ее еще не выплачивали.
А вот подлог в документах – нечто уже посерьезнее, как и сокрытие службы в белых. Нельзя сказать, что к 1936 году в армии осталось много ранее служивших у белых и в разных националистических армиях, но такие были, и даже на высоких постах. Удержался бы в партии и в армии ничего не скрывший Николай Семенович – бабушка надвое сказала, а вот скрывший грехи молодости – точно нет.
Он, кстати, указывал, что о службе в белых при принятии в партию говорил, но это не помогло. Хотя капитан мог не соврать, ибо принимали таких в партию, но вот сегодня веры ему ни в чем не было.
По крайней мере, дивизионная парткомиссия его из партии исключила. И он протестовать и апеллировать в более высокие инстанции не стал – чего уж тут жаловаться, скрыл или не скрыл, а шило вылезло из мешка. Ссылаться на удалого делопроизводителя, просто так (или не просто) приукрасившего биографию, – это было не повзрослому.
Поэтому в штабе дивизии шушукались, а иногда и спорили, Иголкин ходил, сияя, а оба полковых уполномоченных Особого отдела делали непроницаемые лица. Слово «покерфэйс» в стране не было широко известно, а потому «непроницаемые».
Когда на следующий день капитан пришел сдавать Гусеву партбилет, к нему никто не подошел. Впрочем, он особо не нуждался в словах утешения. Николай Семенович думал пока о другом. А именно о комбриге Михаиле Иосифовиче Зюке, что являлся командиром и комиссаром дивизии – что он решит насчет его дальнейшей службы.
Занятие этих двух должностей сразу означало, что командир-комиссар пользуется таким политическим доверием, что не нуждается в надзоре политического комиссара за собой.
Понятие немного устарело, особенно в свете борьбы с оппозицией, но оно, кстати, уже отживало свое.
