Кажется, Вика незаметно для самой себя начинала превращаться в Разумова с его жестокими доводами перед лицом Андрея.
— Тебя Лёха не кусал? — криво улыбнулся Андрей. Поднял металлические стойки с пола и понёс в комнатку.
Вика поднялась и догнала его.
— Если и кусал, то заразил здравомыслием.
— Ни он, ни ты не хотите понять и услышать меня. Понимаешь, — он прислонил железки к стене, — всё это время, и после смерти отца, и до этого. Я был главой семьи. Пусть мы с Олей и не были ещё женаты, но я им был. И для неё, и для мамы. Я отвечал за них. Я должен был их оберегать и защищать, обеспечивать их, чтобы они не думали о хлебе насущном. Чтобы могли спокойно просыпаться по утрам, зная, что их будущее в надёжных руках. Что и завтра всё будет хорошо, потому что я у руля. Я нёс за них ответственность, понимаешь? Полную. Как глава семьи.
— Понимаю, — опустила глаза Вика, стыдясь своих нападок на него.
Потом снова взглянула на него с неподдельным восхищением. В какой-то момент жизни она начала считать, что такие мужчины не существуют в природе. Прежний эталон идеально мужчины в её глазах, её собственный отец, и тот в итоге бросил её, разведясь с матерью. Даже воскресным папой не стал, а просто уехал и завёл себе новую семью, оставив Вику одну без любви и поддержки с его стороны. Так что да, есть с кем сравнить. Ренат же вообще, считавший своей собственностью, ни в какие сравнения не шёл.
— Поэтому пойми и то, что этот ребёнок, в особенности если он мой, тоже будет под моей ответственностью, что бы я ни чувствовал по отношению к его матери. Я буду его отцом в любом случае, — закончил он и посмотрел на Вику, ожидая от неё реакции. — Этого нельзя ни изменить, ни отменить.
— А Ольга? Ты её всё ещё любишь? Ты заботишься о ней не только из-за будущего ребёнка.
— Я не знаю, что тебе ответить на это. Скорей нет, чем да. За этот год… и в больнице, и потом уже здесь, отмерло слишком много старого меня. Возможно, и любовь к ней тоже. Я что-то чувствую, но совсем не то, что к тебе.
— Главное, не испытывай чувства вины. Она не твоя. И на этом… На нём ничего большего не построить. Ни на вине, ни на ответственности или чувстве долга.
— А на чём? — он посмотрел на неё с какой-то светлой надеждой, будто бы она могла дать ответы на терзающие его вопросы, разрешить всё его дилеммы в один миг, разбить тугой узел цепей сомнений, что мешают дышать свободно. Он ждал от неё чего-то, что она, кажется, не могла ему дать…
— Я не знаю, — спустя несколько томительных мгновений ответила она, — я такой же сломанный урод, как и ты. Просто по-другому.
Это признание и ему, и в первую очередь себе, открыло какую-то огромную брешь в её сердце, которая отчего-то совершенно не хотела заполняться чем-то кроме страха. Ни слов подходящих не находилось, ни действий. В глазах Андрея гасла маленькая бледная звёздочка надежды и заменялась серой как его радужка тоской.
— Расскажи мне о себе? — вдруг попросил он.
— Обо мне?
— Да. Расскажи мне, как ты жила до меня? До нас. До переезда в этот дом. От чего ты бежала? Я хочу знать, кто ты и какая на самом деле.
— Я такая, какой ты меня видишь перед собой, — нервно рассмеялась Вика. Зачем ему это? Зачем ему лезть в этот мрак и жуть?
— Я много узнал о тебе в последнее время, и каждый слой был интересней предыдущего. Но я хочу знать и то, что ты прячешь глубоко внутри, — с этими словами он взял её за руку.
