Зверь или кто это был, пронёсся мимо редактора, так что у того сильно стукнуло в груди сердце. Рык его, низкий и деликатный, из нутра груди, внезапно отключился.
Вдалеке возникший во главе группки граждан Амурри – совсем обнаглели – что-то говорил, изредка бросая затяжные взгляды в их сторону.
Сфинкс затормозил и обнял Энки за шею довольно бережно.
– Ну, мальчик. Только ты любишь Энки. Энки никто не любит, кроме тебя.
Нин слушала. Редактор решился приблизиться.
– Я назвал его в честь героя из сказки. – Оборачиваясь к редактору, сообщил Энки.
Огромный карий глаз посмотрел на редактора. Энлиль вспомнил тех, в клетке и вдруг отошёл. Десятник громко извинялся.
– Не знаю, хозяин, как дитё убежало.
Он страстно погрозил кулаком:
– Я тебе. Чего там с тобой сделается, тьфу, тьфу, тьфу, а мне, аккурат, голову оторвут.
Вокруг было тихо, жар сходил, как игрушечный бычок по линейке.
– Это какой у него по счёту? – Тихо спросил редактор, к своей безмерной радости вновь воссоединившийся с десятником за спиной Нин.
Десятник зло сопнул бугристым солнечным носом.
– Мы тут зверей хозяйских не считаем.
И он демонстративно отвернулся, грубым голосом ласково позвал Золотого и, когда тот приблизился, бросив Энки, – потрепал по ушам, взял за огромную лапу с четвернёй длинных аккуратно сложенных пальцев. Зверь с интересом умными глазами посмотрел на новенького. Уловив неприятие знакомых к нему, он явно пытался сам разобраться в происходящем.
Редактор смущённо пробормотал
– Просто, как нибириец… глаза…
Десятник невежливо хмыкнул.
– Аннунаки мы, господин.
Но явно смягчился.
Редактору ужасно захотелось расспросить по поводу этого манифестационного заявления, которое он уже не раз слышал в колонии – виноват, на Эриду, от местных…
Ему даже сказали однажды:
– Нибирийцы, милсдарь, тамочки остались. Мы – аннунаки.
Но редактор желание сдержал, уловив, что отношения могут наладиться, благодаря этому странному жутковатому животному, которое старый пёс-десятник, очевидно, считал священным, так как зверь был «хозяйский». Золотой тем временем приветливее посмотрел на редактора и тот слабо пробормотал:
– Привет.
Золотой сделал мордой необычное движение.
«Абу-Решит, упаси», мелькнуло у бедного шишмака, «Да он кивнул… Он кивнул мне!»
Золотой снова кинулся к Энки, подбежал на четырёх и, вздёрнув мощное тело, выпрямился, щедро обхватил лапой за плечи. Энки от богатырского объятия слегка пошатнулся. Редактор поёжился. Энки сир Ану был ниби… аннунак атлетического сложения, о его физической силе, как говорится, слагали легенды. Что будет, ежли эта махина настроится не так душевно…
И похолодел, – Энки и его лапик – оба – обернулись и внимательно посмотрели на редактора. Тот неуверенно улыбнулся и осторожно помахал слипшимися пальцами.
Что значит это – «мы аннунаки»?
Уж не почудилась ли редактору в этом тень вызова.
Но сир Ану всё знает – всё, что творится здесь. Это редактор уж точно понял из того разговорца, который состоялся перед отлётом.
Нет, лично сир не присутствовал. Это правда. Но был нибириец, который сказал:
– Не беспокойтесь. Чтобы вы там не увидели, не удивляйтесь и, – с улыбкой, – не пугайтесь. Ничего без ведома сира Ану не сделается. Господин главком и господин управитель территорий нибирийцы разумные. У нас, сударь, монархия просвещённая, не забывайте.
И впрямь, как тут забыть, когда велели выбросить старые подшивки, где отчёты о массовых процессах. Действительно, к чему такая бяка в просвещённой-то монархии.
