Ему написали речь, начинавшуюся со слов «Деточки мои дорогие!»
Тогда даже те, кто знал ему цену, замолчали.
Война кончилась…
Отец пожелал, чтобы царские сыновья прошли оставшееся обучение в общеобразовательных учебных заведениях. Это представило чрезвычайные трудности для службы безопасности, но они были решены.
И вот Энки бродил позади детской толпы. Нежные южане – они были в тёплых куртках, прятали руки в карманы.
Что-то делали с флагом.
Кусты, толпящиеся у сапог долговязых растительных гвардейцев, сразу ставшие похожими на маскировку, с пониманием важности происходящего прикрывали двоих ребят, обеспечивающих музыкальное сопровождение.
Приглашённые гости – местные отслужившие офицеры и гости из столичного корпуса – скромно стояли дураки дураками сбоку.
Только один не чувствовал себя глупо. Вольно свесив по начинающим тучнеть бокам мощные возле плеч руки, солидный и ладный полковник с золотистой бородкой, преспокойненько изображал выломанную из какого-нибудь шедевра архитектуры кариатиду, и метал вволю туда-сюда суженными от утреннего холодка светлыми глазами.
Энки уставился на него в надежде, что тот отколет какой-нибудь номер, вроде как изрыгнёт пламя.
Он знал, кто этот гость, до того как ведущий хлопотливо объявил, что флаг поднимет выпускник этой «замечательной школы» – был назван год – Хатор сир Алан. Да его звать Чжу Ба Цзе, – мысленно оборвал оратора Энки.
– Славный сын Отечества… герой великой войны…
Энки знал, что славный сын Отечества был старшим лейтенантом с убийством и со штрафротой в досье, когда война застала его вместе с девяткой патрульных на барражировке в далёком секторе космоса. Высадившись на дрейфующую цепочку небесных гор, они собирались осмотреться – то есть, попросту попьянствовать и расслабиться.
Они оказались в окружении быстрее, чем откупорили бутылки и расстегнули верхние пуговицы. Окаянный флот вторженцев, его смертники-фуражиры бесшумно оседлали хребты Далёкого Кольца.
Десятеро, из которых самым старшим был майор с восточного побережья, побросали бутылки в плетёные корзины. Пять маленьких истребителей времён конца предшествующей войны, вроде жестяных коробок из-под сардин, но вполне манёвренных, ждали на каменистой площадке, слава Абу-Решиту, под защитой большой скалы забавной формы. Комэск успел окрестить её такой сочной идиомой, что это даже стало поводом для первого, так и не орошённого ни единым глотком тоста.
Тщетно ждали приказа или вообще чего-нибудь, болтаясь у берегов средних размеров архипелага. Пару раз пришлось вплыть среди метеоритных островов в самую гущу кристаллического сора – пережидали громкоголосых флагманов захватчика, двинувшихся сразу следом за разведотрядом. Тяжёлые блестящие корабли, поворачивая пушечные дула, весело прошли, приминая серебристые облака, сытые, нос в табаке.
В эфире уловили и вволю наслушались переговоров между командирами кораблей. Тогда существовали только опытные образцы Мегамиров, которыми, конечно, эскадрильи салаг не оснащали. Все остальные штучки-дрючки, появившиеся в первое десятилетие после войны, тогда было возможно вообразить либо с перепою, либо от большого недооценённого таланта мультипликатора.
Потому оставался эфир, старый недобрый эфир, – и железные дракончики Ану – с полутысячей часов налёта, из которых большая часть приходилась на комэска – с величайшим интересом и ужасом слушали чужие голоса привидений в холодной черноте.
