Пока пропускная камера делала своё дело, Энки успел состроить рожу в мутноватые стенки камеры.
– Они там, как рыбы в банке. – Сказала Нин, толкнув его под локоть. – Интересно, мама не прилетела?
– Тётя Антея деда сторожит. Если ему сделают революцию, она будет его утешать и гладить по животу, который она же сумеет застегнуть в новый френч. От мамы этого не дождёшься.
Затем со зловещим шипением разъехались дверцы.
Энки успел перекивнуться с братом через плечи Иштар, кинувшейся с поцелуями к какой-то подружке из встречающих, с которой она, дескать, два дня не разговаривала. Наверное, это здравый взгляд на Эпоху Судьбы. Подружку, девицу военного вида, он не рассмотрел, хотя, кажется, видел эту миловидную раньше. Всё-таки они отработали всю первую смену.
– Дед, небось, перебирает коллекцию анекдотов про самого себя. – Сказала Нин.
– Ну. – Рассеянно согласился Энки, размышляя над тем, как можно не знать кого-то из трёхсот аннунаков, с которыми делил приличный местный кислород и домики с понятными всем иероглифами на двух квадратах приречья в течение сезона. – И на калькуляторе высчитывает, на сколько потянут лучшие.
– Почему мы называем его дедом? Ну, в какой это семье папу называют дедом?
– Государственные соображения, Нин. Он сам нам повелел так его называть. Надеется на внуков, крокодилушка наш, душечка. И пусть крокодилы меня извинят
– Надеюсь, они извинят. Интересно, кто обрадует его первым?
Энки сожрал своими золотыми глазами её рот и руку – пальчики сунулись к лицу якобы поправить лён, а на самом деле спрятать лицо от его глаз.
– Тебе, и правда, интересно?
Нин сказала себе: «Ну вот. Ну, вот. Нин дочитала до этого места… интересное место, извините… и, зевнув, закрыла… захлопнула…»
– Я вообще не уверена, что я его дочь. – Нин сунула сомнительную колбу в мерцающий угол Мегамира. – Иногда мне кажется… Что ещё?
Энки вытащил колбу.
– Мегамир в рабочем состоянии, Нин. Того и гляди, превратит твой глинтвейн в какой-нибудь волшебный напиток.
– Он просто вручил меня маме. – Молвила Нин. – И тёте Эри. Впрочем, так носиться с хроникой семьи – дурной тон.
– Почему? Разве семья Ану – не оплот Нибиру? Ты куда?
– Спать.
– Завтра выходной, отоспимся. Ну, вот – зевает. А я-то подумал, это предлог… В смысле, вежливо избавиться от общества одного блестящего собеседника.
Нин остановилась у выхода и провела пальцем по книжной полке.
– Ты это читал?
– Литература Юга в упадке. С тех пор, как отменили цензуру. Тебе холодно?
– Думаю о камине в главном доме. Наверное, Иштар с фрейлиной уже разожгли. Сплетничали и щекотали друг дружку прутиками вот тут.
– Да, камин неплох, огонек в тумане. Похоже на самую настоящую надежду. Любишь огонь?
– Первая Звезда выглядит так, будто искусственное освещение сбоку подали.
– Она тут у нас единственная. – Напомнил Энки.
Глаза у него загорелись теперь вполне явственно – зря, что ль, про огонь разговариваем. Он ласково держал сосуд, брошенный Нин, и даже прижал его к щеке. Нин это не понравилось.
– Всё забываю. А дома-то сейчас сезон Второй Звезды. …Книга об оружии?
– Это так, сказки на ночь.
– Та Штука… Энки, пожалуйста, оставь это в покое.
– Какая штука? Что оставить в покое? Ну. Ну. Не беспокойся, серьёзно. Она надёжно зарыта. Мой дорогой брат Энлиль и я… Я держу этот бокал, Нин, потому что на нём следы твоих уст. Твоя генетическая информация, такая славная… хорошенькая.
