Планета несбывшихся снов - страница 49

– Ты с ума сошел, Картасай! Как можно жалеть своих жестоких постоянных врагов, которые только тем и занимаются всю свою жизнь, что травят нас! Так, что лучше молчи и молись, чтобы твои слова не дошли до Короля!»

Лицо Джона исказилось гримасой невыразимой муки, и он зажал уши, догадавшись, что с ним происходит – что это вовсе никакие ни слуховые галлюцинации. А это начал действовать информационный укол, благодаря которому он стал слышать и понимать голоса представителей местной плевянской фауны, причем, как оказалось, далеко не самых развитых ее представителей – в ресторане он слышал болтовню насекомых, наверняка, во множестве обитавших среди лианоподобных цветов, а сейчас он оказался невольным слушателем оживленных переговоров крылатых крыс-вамкитаров, во множестве населявших эту достаточно древнюю ганикармийскую орбитальную станцию. Джон вспомнил одну из университетских лекций по межпланетной зоологии, где преподавателем утверждалось, что эти крысы-вамкитары способны даже преодолевать определенные расстояния прямо по открытому космосу. Тогда Джон позволил себе сильно усомниться в столь невероятных способностях вамкитаров, а вот сейчас убедился в том, что, скорее всего, тот преподаватель говорил своим студентам чистейшую правду, хотя и сильно смахивавшую на ненаучную фантастику.

– Ты болен, Джонни! – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Иогансен. – Тебе срочно нужно в лазазарет – та симпатичная медичка наверняка будет рада снова тебя видеть!

– К черту лазарет и медичку! – неожиданно зло ответил Джон Иогансену. – Скорее – к плевянам!

Через минуту он уже давил на круглую кнопку, вдавленную в массивную дверь люка штурманской рубки орбитальной станции. В этот момент зазвонил мобильный телефон космической связи Джона Гаррисона. На экране Джон с неприятным удивлением увидел, как высветились цифры телефона генерала Иммануила Баклевски. Джон раздумчиво смотрел на экран телефона до тех пор, пока бесшумно не раскрылась массивная дверь люка штурманской рубки. В проеме появился сам Брэдли Киннон. Он широко разулыбался при виде Джона, и сделав приглашающий жест рукой, произнес почти без акцента на чистейшем русском языке:

– Прошу вас, господа – вы оказались очень кстати!

Брэдли закрыл за ними стальную, полуметровой толщины, дверь рубки на все имевшиеся замки и пригласил землян пройти к большому овальному столу заседаний, заваленному кипами бумаг, чертежей и сложно устроенных измерительных приборов. Вокруг стола сидело человек тридцать, среди которых насчитывалось несколько женщин. Все они (имеются ввиду не только женщины, но и остальные ганикармийцы) с благожелательным любопытством внимательно посмотрели на вошедших одинаково высоких, подтянутых, симпатичных земных космических десантников. Телефон в руке Джона продолжал звонить, не умолкая, и Джон все-таки решил поговорить с генералом, как бы этого разговора ему и ни хотелось избежать…

– Спит, что-ли, сучонок?! – с тихой ненавистью произнес генерал Баклевски, слушая упорно продолжавший звучать однообразный автоматический зуммер вместо голоса вызываемого абонента.

В боевой рубке крейсера «Герман Титов» кроме самого генерала и сидевшей в дальнем углу на диванчике красивой темноволосой женщины со строгим, как у монахини выражением умного холеного лица, никого не было. Всех офицеров он пока освободил от несения вахты (за исключением Комиссара крейсера майора КМБ Иоланиды Бамберг) и сейчас, пребывая в состоянии тихой ярости ожидал, когда же ему соизволит ответить старший сержант Джон Гарриссон, упорно набивавшийся ему в зятевья, Иммануил Баклевски наблюдал на экране внешнего обзора зарождение в атмосфере планеты Плева непосредственно над материком Дикие Территории знаменитых весенних бурь, получивших среди местного населения несколько лирическое название: «Зеленые Грозы». Зрелище выглядело зловещим и потрясающим нервы, несмотря на тридцать тысяч километров, разделявшие «Герман Титов» и «сходившее с ума» небо над Дикими Территориями. Ослепительно вспыхивая на поверхности экрана, изумрудные зарницы далеких неслышных молний освещали многочисленными яркими бликами самые дальние и темные уголки боевой рубки, отражаясь даже в больших строгих очах Комиссара Бамберг, делая их немного похожими на кошачьи глаза, призывно и заинтересованно светившиеся в темноте мартовского вечера. Такое сравнение родилось в голове самого Баклевски, когда он чисто случайно глянул в сторону неподвижно сидевшей Иоланиды Бамберг и почему-то невольно усмехнулся при этом. Хотя он и прекрасно знал – почему.