…Джон и немного покачивающийся от недавно пережитого потрясения Брэдли, не особо торопясь, шли по следу раненой «большой крысы». След ее в виде дорожки из кровавых капель назойливо лез в глаза сам собою. У Джона, по мере их поступательного движения по свежему кровавому следу, зародилось нехорошее предчувствие, вполне подтвердившееся всего-лишь спустя несколько минут, когда кровавая дорожка оборвалась у двери-люка соседней с ним каюты.
– Здравствуйте!!! – остановился, как вкопанный, пораженный Джон и затравленным, ищущим весомой моральной поддержки, взглядом, посмотрел на Брэдли.
– В чем дело, Джонни?! – внутренне приготовился к новому неожиданному и неприятному сюрпризу до сих пор полностью не пришедший в себя плевянин.
– Да, соседом моим через стенку оказалась эта твоя гигантская летающая крыса, Брэд! Вот такие вот дела! – и с этими словами Джон дал длинную очередь из автомата в область замочной скважины двери своего соседа. Искореженный замок с печальным звоном выпал на пол коридора. Изувеченная дверь с тихим скрипом раскрылась внутрь каюты и глазам Джона и Брэдли предстало зрелище, страшнее которого они не видели в течение всей своей жизни – коченеющее громадное тело мертвого дьявола во плоти.
Брэдли невольно отпрянул назад, инстинктивно прикрыв глаза машинально поднятой рукой. Джон не отпрянул, но полностью оцепенел на пороге каюты, не в силах поверить собственным глазам и не в состоянии сделать хоть какое-либо осмысленное движение. Что-то колдовское и величественное почудилось Джону в открывшейся перед ним картине смерти, словно бы он попал в ожившую действительность страшной готической сказки, где ведьмы, гоблины и химеры представляли собой самое обыденное явление. Посмертная внешность акклебатианина Корлбли по-настоящему потрясла Джона, отдавшись в его ранимой чувствительной душе горькими сожалением и болью – каких-либо иных чувств не мог вызвать у нормального доброго человека вид навеки оскаленной страшной пасти, вывалившегося наружу раздвоенного языка, широко раскрытых мутнеющих глаз, в которых еще можно было успеть прочесть выражение невыносимой боли и страстной жажды жизни. А апофеозом повергнутых во прах мрачного черно-синего величия и чужой недоброй мощи, служили раскинутые по всей площади залитого кровью пола каюты, огромные кожистые крылья, чьи кончики уже начинали заворачиваться внутрь, подчиняясь начинавшимся процессам разложения умершего организма. Крылья готовы были завернуться вокруг тела своего хозяина уютным коконом, навеки отгораживающим его от мира живых. Так для Корлбли начинался путь в страну «никуда и ничто»…
…Джон вздрогнул, выходя из опасного состояния потустороннего транса – ушей его достиг шум шагов многих людей, быстро приближающихся по коридору, лязг оружия и гул возбужденных голосов. Вскоре перед каютой Корлбли за плечами Джона выросла целая толпа, состоявшая преимущественно из плевян. Здесь же находились Степченко и Иогансен. Осторожно раздвигая плечами притихших ганикармийцев, они пробрались к самому порогу каюты и встали рядом с Гаррисоном.
– Это – кто, командир?! – выдохнул из себя сержант Степченко.
– Мой сосед по каюте – не видишь, что ли! – лаконично ответил Джон и добавил: – Его застрелил Брэдли пятнадцать минут назад.
– Понятно! – кивнул понятливый Степченко.
– Внимание! – раздался распорядительный голос генерала Зумера. – Всем участникам ганикармийской экспедиции предлагается разойтись по своим каютам и ждать дальнейших распоряжений от начальников отрядов! Здесь сейчас начнет работать следственная бригада, так что попрошу побыстрее очистить для нее место!
