– Руна... – повторил он, и губы его искривились в неестественной ухмылке. – Вечность на двоих, помнишь?
Его голос был глухим и таким же мертвым, как и он сам. А ведь Нейтан мертв – Руна это точно знала! Она присутствовала на опознании его тела, вытащенного из-под обломков разбившегося автомобиля, и на кремации, где своими глазами видела, как огонь пожрал его плоть, и на захоронении урны с его прахом в стальной ячейке колумбария... Так что кто бы ни стоял сейчас перед ней в сизых космах тумана, он не мог быть ее мужем. Разве что его дух покинул свое потустороннее обиталище и решил явиться за ней.
– Нет, – прошептала она, пытаясь отступить – но не в силах даже пошевелиться. – Нет!
Призрак – или существо, принявшее облик Нейтана – рывком качнулся вперед, а затем вдруг развоплотился, обрушился на Руну клочьями плотного тумана, опутывая ее тело холодными щупальцами, и она с криком проснулась в сырой от пота постели. Села, дрожа и испуганно оглядывая залитую ночным светом комнату – вполне обычную, без подозрительных теней, тумана и темных силуэтов – и едва не расплакалась от облегчения. Нейтан, конечно, снился ей и раньше, но никогда – в настолько реалистичных и жутких снах.
Ее ладонь невольно потянулась к спине, в верхней части которой, сразу под седьмым шейным позвонком, притаилась маленькая татуировка в виде уробороса. Сейчас она казалась странно теплой, будто нагретой солнечными лучами. Такая же была и у Нейтана; они сделали их перед свадьбой в первом попавшемся тату-салоне, поддавшись сумасшедшему порыву. «Вечность на двоих». Глупо и пафосно, но тогда, в свои двадцать с небольшим, они искренне верили в вечную любовь...
Надо ее все-таки свести, в очередной раз подумала Руна. Никакая любовь, кроме, разве что, любви матери к ребенку, не выдерживает вечности. Но ведь уроборос символизирует собой не только бесконечность, но и цикличность всего сущего, чередование жизни и смерти, созидания и разрушения... Для Руны он стал символом перерождения и начала нового витка в ее судьбе; смерть, боль, потери остались в прошлом, а впереди сияла яркая, как солнце Терны, надежда.
«Почему же ты никак не отпустишь меня, Нейт?»
Или это она сама его не отпускает?..
* * *
Первая ночь Алорно на Терне не задалась. Возвращаясь за полночь от Джей, он наткнулся на андроида, вежливо поинтересовавшегося, не заблудился ли он и не нужно ли проводить его домой. Алорно от души послал его к черту, но настроение, приподнятое после приятно проведенного вечера, безвозвратно испортилось.
Придя домой, он наскоро принял душ, порылся в кухонном шкафчике в поисках спиртного, не нашел его и, чертыхаясь, поплелся в спальню, где еще долго лежал без сна, несмотря на максимально затемненное окно. В душе его кипело глухое раздражение. Алорно и сам был бы рад реагировать на андроидов менее остро – столько лет прошло со дня смерти Фонси, пора бы уже успокоиться – но все его попытки держать себя в руках заканчивались крахом.
Но ведь, в конце концов, его ярость и ненависть имели под собой почву. Они с Фонси рано осиротели и выросли в трущобах Палуссы, вместе выцарапывая себе место под солнцем; ближе старшего брата у Алорно никого не было. Всем, что у него есть сейчас, он обязан Фонси. А тот никогда не увидит прекрасной планеты, которую заслужил куда больше его, Ала. Не увидит, потому что тупой андроид лишил его жизни.
