– Я боюсь его встретить. Я даже в мыслях этого не делаю. Чего мне стоило его забыть.
– Ты можешь обманывать Ксена, себя, но не меня. Ты жаждешь повторения того, что утратила. Ты веришь, что только он даст ребёнка твоему окаменевшему чреву. Ты же верила всегда в теории твоего отца. Он пусть и такой-сякой, этот Венд, он создан для тебя. Вы две части когда-то разорванного целого. И я это всегда понимала.
Имя было, наконец, произнесено, и Ксении сразу же стало легче дышать, напряжение покидало её.
– А та?
– Она же не земная женщина в той степени, как ты. Она следствие какого-то не поддающегося пониманию и изучению эксперимента, сотворённого неведомым и неизвестным нам миром. Вот и проверим её на стойкость к воздействию агрессивной среды.
– Какие же у них дети?
– Прекрасные дети. Земные, как и положено. Ничем не отличимые от наших детей Земли. Мы же их и на Земле изучили, полностью.
– На Земле? Она тут оставила детей?
– А кто бы ей их отдал? Лететь это был её выбор. А дети не могли делать выбор в отличие от тех, кого она родила там.
– Скажи, у неё же был другой муж. Как он отнёсся к её бегству?
– Не знаю, как отнёсся. Но дети по закону его. Две дочери Рудольфа и одна его собственная, но он их удочерил всех. Воспитанием занимается совместно со своей матерью. Если бы он был против, её могли бы и не отпустить. Но он взял детей себе, а ей дал вольную от них. Она могла бы их вообще отдать в общественный сектор воспитания, или в другие семьи, но это заняло бы время, а так он ей, что называется, стал попутным ветром в спину.
– И Рудольф простил ей измену?
– Сам её позвал. И любит, так передают мне мои источники. Преданно и горячо.
– Чего же мне лезть?
– Надо. Хватит ему семейного счастья. Заигрался. Не заслужил больше. Он и вообще-то не заслужил никакого счастья после того, что вытворял.
– Тебе зачем рушить его жизнь? Если, конечно, я сумею сотворить эту подлость. Ты же сама удрала. Из семейного и вымечтанного тобою, так я понимаю, закутка?
– Я не могу там жить. Он же нужен мне здесь. Хватит ему там торчать. А он не хочет возвращения.
– Но если он не захочет меня?
– Шутишь, что ли? Там новенькие все нарасхват, а тут возврат юного и волшебного видения.
– Но если жена всё простит? А он не захочет её оставлять даже после нашего сближения?
– Она не простит. Она не ты.
– Я ему тоже не прощала.
– Да всё ты прощала! Кому врёшь? Придёшь, увидишь, победишь! В награду я буду и здесь, на Земле, в оговоренные дни позволять тебе любить его. По взаимному согласию, конечно. Если захотите этого.
– Уж и уверена во всём…
– Что не устоит против тебя? Да. Он же не ангел. Хотя в молодости своей до чего же был и похож! Кудри светились, как в нимбе, лицо точёное, взгляд глубокий, лучистый и отчасти печальный. Что сделала с ним жизнь, или что другое? Не знаю. А ты каким его помнишь?
– Наглым. Всегда. Ты его, видимо, испортила к тому времени, когда меня с ним свела.
– Что?! Свела? Это было случайно! Я и понятия не имела, что он на тебе споткнётся до такой степени. Я думала даже, что ты не в его вкусе. Да ты же глупая была, хотя и хорошенькая как солнечная фея. Вот и станешь опять солнечной феей, а глупость при тебе, кажется, так и сохранилась. Это уже пожизненный диагноз.
– Умным слишком много жизненных благ надо, таким как ты. А уж мы-то, глупые, всегда готовы потесниться, подчиниться, обойтись тем, что остаётся от щедрот умников.
