– А у вас? Настоящие отборные покорители Вселенной? Не то, что артисты? Или поклонники с цветами? Тебя бы это устроило, если бы я нашла у вас подлинного мужчину? У вас же совсем другая жизнь.
Отец молчал. Не опровергал, не подтверждал. Когда в её жизни возник такой «космический покоритель», папа приложил все свои галактические по мощи усилия, чтобы растащить их в разные стороны. Но «покоритель», как более тяжёлое тело с мощнейшей гравитацией стащил с неё её живительную атмосферу, уйдя в свою космическую бездну. А её вышиб с привычной орбиты. Оставив свою уютную прежнюю гравитационную ямку, привычное вращение, она превратилась в бесприютную комету.
В сшибке и в отталкивании, иногда недолго и зависая, вращаясь у других не менее притягательных, но ненужных уже тел, она покрылась копотью столкновений, льдами одиночества, пока не вышла на мирную, хотя и отдалённую орбиту вокруг маленькой планеты, совсем не первой в списке, по имени Ксен. Светило с их вселенских координат было маленькой, не греющей звёздочкой, сама планета пустынна и сера. Ведь для того, чтобы заиграли фантастические ландшафты, нужен свет любви, а света не было. И не выявленные красоты планеты стыли в ледяной же неизвестности. То ли они были, то ли их и не было.
Итак, он тыкался холодным и преданным носом, собачьим по своей ласке, в её ноги, как делал это и её любимый некогда такс, но в отличие от таксы, он не будил в ней чувства умиления к брату своему меньшому. Однако, он её спасал, не давал продрогнуть окончательно. Спасал от мировой пустоты, от не нужности уже никому.
Коварная Ворона хотела использовать её, как таран для разрушения семейной крепости Рудольфа, куда благополучно спрятался этот космический «покоритель» после своих подвигов в чужих мирах. Он оказался в своей жизни столь же бездарен, как и Ксения. Он не совершил великих открытий или свершений, как иные. Он тупо сидел в недрах неблагополучной планеты и разлагался в элементарные частицы. Месть отца Ксении оказалась ужасной, но другим остриём этого оружия он так шибанул свою любимую дочь, что сделал её такой же калекой. А сам пропал в красноватом смещении неизвестной старой Галактики. Он был виноват и перед мамой, считала Ксения, чью недолгую жизнь он не лелеял так, как обещал ей это в молодости. Но это была уже другая история их с мамой взаимоотношений, их любви, их разлада. Но и там эпицентром бедствия была эта Рита – Кларисса – «Кошачий Глаз» – Ворона.
Чья крона выше – того и свет
– Страшно мне, – призналась она Ксену.
Они сидели в лоджии – террасе и пили чай из маминых чашечек с синей кобальтовой сеточкой и вызолоченной внутренней поверхностью. От этого казалось, что это не чай, а жидкое горячее золото. Ксения ловила натянутой поверхностью плескающегося чая утреннее солнце и плескала его на стол. Она любила кофе, но Ксен не пил его никогда и по утрам заваривал только чай, думая и Ксению приучить пить его по утрам. Но она, вздыхая и тихо злясь, вставала и варила кофе, иногда это делал робот, иногда, всё же, Ксен. И так каждое утро он её допекал своим чаем. Из-за этого Ксения любила вставать раньше, чем он, чтобы в одиночестве попить кофейку. Закусить сладким, которое он тоже ругал, будто не видя в упор, насколько ей не грозит полнота, о вреде которой он не уставал ей рассказывать поучительные истории. Иногда Ксения из вредности, если он не замечал, сыпала ему в чашку сахарный песок, он плевался, а она с тем же занудством доказывала ему, как полезен сахар для питания мозговых нейронов. И сквозь эту инфантильную утреннюю возню в ней пробивалась мысль о том, до какого же ничтожества скатилась дочь великого человека из ГРОЗ и его тончайшей и изысканной жены-несчастливицы. Она приобрела себе в наследство причуды и неумную привычку говорить в лицо собеседнику неприятности от отца, а также его чрезмерную открытость, забыв унаследовать его карьерное преуспеяние и мощь характера, а от мамы унаследовала способность быть несчастливой даже там, где другие находили россыпи счастья.
