Планктон и Звездочёт - страница 12

Деда было не остановить:

– Окружили мы немцев – в окружение они попали. В начале войны, так, знаешь, они нас, а тут мы их, как говорится: окружили немцев. Дивизион наш перебрасывают через поле, на позицию. Поле, вот так вот, трава высокая, и светомаскировка, потому как к вечеру уже, темнеет. Можно сказать, чехлы на фары такие, чтоб немцам свет не видно, щёлочка только – дорогу чуть посветить. Вдруг в траве вроде пробежал кто, не то человек, мы ж того не знаем точно. Может, и немцы. Повыпрыгивали из машины, ну и стрелять, и стрельнули. А темнеет уже и не ясно, где что. Водитель наш тоже с оружием на ту сторону вышел, ну и стрельнули: может решили, что немец, а может с перепугу. В челюсть ему попали: хрипит, кровь, мать честная! Сами же и попали, потому думали – немцы. Умер он потом, вот так вот, жалко его.

Планктон удивился: как же можно было в своего, русского стрельнуть? Но ничего не сказал.

– А немцы пошли прорываться, из окружения прорываться. Только патронов у них нету: кончились. Потому как окружение: цепью идут и не стреляют, а патроны кончились. Я стрелял – не знаю: попал, не попал. Упал немец – убил его или, может, ранил, или же он спрятался. Я того не знаю. Может и убил, а может – и нет. Танки нам прислали, два танка: они их подавили. У немцев патроны, снабжение кончилось, и ничего они не могут, как говорится, против танков. Вернулись они, гусеницы: грязь, кровь, мясо – мать честная! Намотали, подавили они немцев, вот так вот. Страшное дело.

– А день Победы? – Планктон решил перевести тему, ему действительно стало не по себе.

– Победа? В Кенигсберге войну закончил Третий Белорусский фронт наш. Бои тяжёлые за город были, форты там кирпичные. Здоровые, старинные форты, лет им наверное сто, но этого точно не скажу – не знаю, как говорится. И каждый дом – то мы их прогоним, то они нас. И как раз я на командный пункт пришёл – линию провёл, значит. И немцы в контратаку пошли, вот так вот, и отбили наших, а мы в подвал попрятались. Попрыгали, как могли, значит. Спрятались, как говорится, схоронились. Но немцы гранаты кидать, нас, так вот, закидывать, в подвал. А провод: нет обрыва… целый провод! И командир, как говорится, командует «Катюшам» стрелять по нам. Ох, мать честная! Страшное оружие, «Катюша». Прям по нам, поверху. Завалило немцев, значит, а мы откопались. Откопались потом, вот так вот. Повезло.

– Я на органе играл. Это, конечно, уже после, когда немцы эвакуировались уже. Ходили везде, проверяли, и церковь – кирха по-ихнему: орган, трубы такие. Большие-большие трубы и клавиши белые. Я двух солдатиков – меха качать, а сам по клавишам. Музыка такая: красиво, знаешь, как оно. В кирхе оно так мощно очень звучит, можно сказать, грандиозно. Очень красиво! Мы взорвали, конечно, потом. Взрывчатку заложили и рванули. Ух, трубы эти летели, так вот – орган. А немцы машины побросали, весь порт: грузовики, машины, техника. Тысячи, тысячи… Катались – нажмёшь стартёр… Бензина же нет, вылили немцы… Бензин, милый мой, тогда у нас двух видов был. Ты и не знаешь теперь: авиационный, как говорится, и автомобильный. А стартёр: нажмёшь педаль и на передаче катаешься, как барин, пока батарея не сядет. Радостно так, что Победа!

Небо полностью затянуло, поднялся ветер, полетели листья и пух от чертополоха. По высокой траве побежали волны. «Скорее к лесу, сейчас пойдёт!» – крикнула бабушка, подхватила брата на руки и неуклюже побежала.