– Подождите, сейчас ванная освободится, – возражает Лида, морщась от боли. – Вы мокрый.
– А? – вскидывается тот.
Ничего не соображает.
– Делайте как хотите, – Лидия машет рукой.
– Дождемся хозяйку, – говорит свое слово Соня.
– А кто хозяйка? – удивляется Наташа.
– Которая в ванной сейчас. Она сказала.
Та поджимает губы.
– Я не слышала.
– Вам было не до того, – вмешивается Евгений. – Странно, что вы запомнили, – обращается он к Соне. – Вы тоже пребывали во власти чар.
Тут оживает Наташа, она расхаживала взад-вперед. Наташа, перебирая толстыми ножками, как на колесиках торопится в ванную. Вскоре оттуда доносится брань. Наташа возвращается, волоча за собой Таню, на которой всего-то и есть полотенце. Та упирается, и Наташа хватает ее за волосы, тянет, пригибает к столу.
– Признавайся, ведьма!
– Я ничего не знаю! – вопит хозяйка.
– Отпустите ее! – гремит Андрей. – Дело не такое простое! Она, скорее всего, тоже не в курсе!
– Это ее дом! Она не может не знать!
– Ничего не знаю, – клокочет Таня, делает резкий рывок и с силой отталкивает Наташу. Полотенце разворачивается, падает.
Всем наплевать. Таня нагибается, поднимает. У Евгения екает в груди. Вернулся туман повального любострастия? Нет, другое. Он делает шаг и будто бы ненароком прикрывает ее. Столько всего случилось, что он уже не думает о зубе, но сметанное наваждение не спешит возобновиться.
– Назовите ваш адрес, – приказывает Андрей.
Он старше всех, лет тридцати семи, и вроде бы метит в вожаки. Непонятно, зачем ему верховодство. Евгений склоняется к мысли, что это происходит непредумышленно.
Татьяна называет.
Все уже расселись за столом, как сидели. Кроме Сони и Родиона, те устроились рядышком, а не друг против друга. Накинули кое-что на себя, отыскали в куче. Да, на полу еще остается одежда. Они раздевались. Впрочем, не помнят, как и зачем. Почему-то не догола. Странно для спаривания из-под палки.
– Впервые слышу, – заявляет Лида.
Общество кивает. Никто здесь раньше не бывал.
– Чего мы беса гоним, – басит Родион и взмахивает поджаренной лапой. – Давайте позвоним, если не можем выйти. В милицию, скорую – все равно!
– Розетка вырвана с мясом, – парирует Таня созвучным баском.
Она смутно помнит, что сделала это своими руками, но признаваться не хочет.
Родион глухо матерится.
– А с собой ни у кого нету?
Собрание переглядывается. Моторолы – новинка элитная, обычным смертным в диковину. Танкист вообще не понимает, о чем идет речь, и удрученно таращится в календарь: девяносто семь. Сентябрь. Он человек подневольный. Очевидно, ему грозят особые неприятности.
– Соседям стукнуть! – не унимается Родион. – В стены, пол, потолок!
– Нет никого, – шепчет Таня. – По этой лестнице я осталась одна. Дом расселяют.
Тикают часы. Тишина гробовая, вот и слышно. Это немного успокаивает. Уютный звук. Домашний. Взбесились, с позволения сказать, лишь выходные отверстия – так прикидывает медик Андрей. Он не объявляет очевидного. Он, между прочим, не уверен и в часах. Ни в чем нельзя поручиться.
– Там очень плохо? – обращается он к Шурику, кивая на дверь.
– Я чуть не загнулся. – Лейтенант мрачен. – Хозяйка не даст соврать. Думаю, на входе установлена какая-то лучевая пушка. Может, инфразвуковая.
– Бред, – говорит Родион.
– Почему сразу бред? – заступается Лида. – Военным виднее.
Наташа, растерявшая следственный энтузиазм, начинает подвывать, и Таня прощает ей покушение на рыжие кудри. На сцене вновь появляется аптечка. По комнате растекаются запахи мятные и камфорные. Они кажутся весьма уместными в дряхлой, как выяснилось, квартире, где вместо Тани было бы правильно жить старушке.
