С низовьев вдоль по долине потянуло ветерком, и носорог вдруг остановился прямо под наблюдателем и, повернувшись всем корпусом навстречу ветру, начал шумно принюхиваться. При этом он возбужденно мотал коротким лохматым хвостиком. Наблюдая эти нелепые «хвостодвижения», Семен готов был рассмеяться, но не успел. Потому что рассмотрел и сообразил наконец, что на спине и боках животного не сучья и ветки, запутавшиеся в длинной шерсти, – это обломанные древки копий или дротиков.
Из русла ручья выходили на арену и разворачивались цепью преследователи. Это были, конечно, не тигры и не волки.
Их было восемь человек – темноволосые, коренастые, в широких набедренных повязках. Обуви на ногах, кажется, нет, как нет ни сумок, ни заплечных мешков. В руках длинные копья с массивными наконечниками.
Семену казалось, что он, как и животное внизу, чует едкий запах их пота. «Впрочем, – подумал он, – от меня самого, наверное, разит не лучше. Животные, у которых хорошо развито обоняние, сами, кажется, не потеют. А люди к тому же еще и огнем пользуются. Проверено на опыте: человек, проведший ночь у костра, будет благоухать дымом несколько суток – никакой шампунь не поможет. А копья у них странные – они, конечно, ребята крепкие, но далеко метать такие штуки вряд ли смогут…»
Носорог внизу издал гулкий утробный звук и вывалил на траву изрядную кучу навоза. Перебирая столбообразными ногами, он потоптался на месте, как бы принимая решение о дальнейших действиях. Людей, находящихся от него в сотне метров, он явно чуял, но то ли не видел, то ли не воспринимал как конкретный объект – источник угрозы. Хьюгги же, развернувшись цепью и отдалившись друг от друга, похоже, окончательно дезориентировали бедное животное. Носорог, кажется, не то чтобы испытывал панический ужас перед ними, но категорически не хотел находиться поблизости от этих существ. В конце концов он принял-таки решение и тяжело затопал… прежним курсом – по кругу. Охотников, похоже, это вполне устроило, и они, обменявшись какими-то знаками, устремились… Нет, не в атаку на животное, а к оставленной им куче дерьма. Они собрались вокруг нее и, сбросив свои набедренные фартуки, стали торопливо обмазываться с ног до головы. «Противно, – оценил Семен, – но разумно: отбивают собственный запах – близорукой зверушке придется совсем туго».
А потом началось представление. Правда, никаких звуковых или зрительных эффектов, как в настоящем цирке, – все просто, очень серьезно и, пожалуй, страшненько. Растягиваясь длинной цепочкой, переваливаясь и раскачиваясь, хьюгги тяжело потрусили навстречу бегущему носорогу. Впрочем, встречи не состоялось, поскольку люди двигались по внутреннему кругу меньшего диаметра, и каждый из них пробежал метрах в пятнадцати от животного, которое на них, кажется, совсем не отреагировало. Семен не сразу понял, почему люди двигаются так странно – как бы прихрамывая на обе ноги сразу, да еще и свободную левую руку пытаются держать выставленной перед собой. Наконец до него дошло: «Да ведь они носорогов изображают! Мало того, что его дерьмом обмазались, еще и двигаться как он пытаются! Интересно, зачем? То, что они изображают, пожалуй, даже нельзя назвать имитацией – это скорее изображение имитации. Разве можно кого-то этим обмануть?»
Кружение между тем продолжалось – два, три, пять кругов… Носорог то ли начал уставать, то ли перестал чувствовать опасность, поскольку исчез запах преследователей. Он стал понемногу притормаживать, а потом и вовсе остановился и начал осматриваться: по его представлениям, наверное, он убежал уже достаточно далеко и вполне мог немного отдохнуть, а то и перекусить. Цепочка медленно бегущих хьюггов в это время находилась на противоположном краю арены, и зверь, склонив голову, пытался следить за ее приближением. Впрочем, надолго его не хватило – оттопырив длинную верхнюю губу, он ухватил здоровенный клок травы, выдрал вместе с корнями и принялся жевать. Хьюгги приближались.
