Плененная поневоле - страница 21



Я ненавижу ее отца. Ясно, почему. И должен был сделать так, чтобы он лишился дочери. И ее я ненавижу, за то, что пробралась мне под кожу. Убить за это хочу, но не могу. Не могу, пока смотрит на меня так, пока хочу ее до безумия. Все хочу, и слезы и улыбку. Всего мало. И себя я ненавижу, за то, что больно ей делаю, и за то, что не делаю. Адское состояние. Надо бы закончить все, а что вместо этого? Вместо этого, я сделал ее своей женой. Да, зашел в ЗАГС и сделал это. Не составила огромного труда, сунул пачку денег кому следует и через двадцать минут, все документы были на руках.

Раз я начал эту игру, раз увез ее, присвоил, то и о последствиях должен думать. Знаю, отец когда увидит ее, выстрелит, не задумываясь. А я не хочу пока этого. Сагадиевы не трогают своих, ни при каких условиях. Лишь поэтому, со мной рядом сидит не Юлия Фадеева, а Юлия Сагадиева. Это решение было принято моментально, когда Валид приставил к ее горлу осколок.

Только я теперь имею на нее все права. Только я теперь могу ее убивать, насиловать, трогать, дышать ею. Она нужна мне, нужны ее чистые, невинные глаза и эта детская искренность. Нужна, как воздух.

В моей жизни было слишком много женщин, интерес к каждой, пропадал очень быстро. И я уверен, и к ней пройдет, так же быстро. Ведь все бабы одинаковые, двуличные, лживые, корыстные. Все они текут от моего кошелька, статуса и огромного хуя. Именно это отталкивает больше всего. И в ней тоже должно быть что-то, что должно оттолкнуть.

Я просто обязан сделать так, чтобы ее глаза погасли. Чтобы перестать ее хотеть, чтобы никаких эмоций не вызывала. Чтобы с легкостью смог отправить ее тело отцу. Но вместо этого, смотрю на нее плачущую и сердце разрывается на мелкие осколки.

Сегодня, почти не спал, думал обо всем, ею любовался. Сам прижал ее к себе, и до ломки хотел снова в нее ворваться, разбудить и трахать всю ночь, чтобы насытиться и забыть. Но не стал, понимаю, что ей больно. И решил, что потом это сделаю, когда у нее все заживает. Никогда меня еще не волновала боль других, но ее боль, как тупое лезвие по коже режет меня, выворачивает наизнанку.

И в самолете все повторилось… Ее боль, как будто сам физически ощущал. И наверно, это и взбесило больше всего. Захотел сам себе доказать, что она ни черта не значит для меня, поставить все на свои места. Она – игрушка, жертва, ничто. Поиграюсь и забуду. Больше никаких касаний, никаких поцелуев, не должно быть. Она должна стать блеклым пятном. Но почему же, блядь, сейчас мне не хватает ее восторженных глаз и улыбки, когда смотрит на все новое с замиранием сердца.

И когда заехали в особняк, она мельком посмотрела на него, но не дала мне ни одной сладкой эмоции. Неужели, так просто оказалось сломить ее? Я хотел ломать ее долго, наслаждаться этим. Но никакого наслаждения, я не чувствую. Что же тогда дальше?

Во дворе стоит много машин, отец походу устраивает празднование. Я уже предвижу его гнев, когда узнает, что я не отомстил, и более того, привел в дом дочь врага. И Дианина машина тут, сука, не до нее. Вот и еще один повод для гнева. Я должен был заключить контракт с Багровым, а его дочь, Диана, должна была стать моей женой. Все летит к чертям собачьим. Но надеюсь, это не надолго. Я успею стать вдовцом раньше, чем состоится наша сделка.

– Приехали, обувайся. – даже не пошевелилась. Выхожу из машины и закуриваю, смотрю на нее, через лобовое стекло. Слезы вытирает и все же обувается, выходит, осматривается и боится. Маленькая. Подхожу и беру ее за руку, веду в дом. Терпи, девочка, не легко будет.