Не хочу знать, о чём он сейчас. О беспорядке или о сапогах. Старательно поднимая ноги и придерживая плащ бегу подальше от этого домика, прячась за сугробами от проходящих мимо людей.
Наконец, окончательно выдыхаюсь и прислоняюсь к почти не занесённой стене какой-то постройки. С обеих сторон меня закрывают большие сугробы, спереди — крепостная стена.
Тяжело дышу. Холодный воздух заполняет лёгкие. Будь я дома, единственное, о чём бы я сейчас думала — это как потом не свалиться с температурой. Сейчас же всё, что мне хочется — это затеряться в толпе и скрыться от этого ледяного с его проверками.
— Всё в телегу загрузил? — слышится за домом осипший мужской голос. — Тогда я кружку выпью и в дорогу.
— Я с тобой. Никуда от нас эти горшки не укатят, — закашлявшись, подхватывает идею второй.
Звучат удаляющиеся шаги, и наступает тишина. В ней где-то слышатся командные выкрики военных, карканье ворон и скрип какого-то механизма.
Я выбираюсь из своего укрытия и обхожу постройку. С обратной стороны перед деревянными дверями стоит телега, запряжённая лошадью и накрытая плотным материалом.
Лошадь нервно приминает снег копытами, но с места не сходит. Я оглядываюсь и откидываю полог. Горшки. Обычные пустые глиняные горшки.
— Ну, что ты раздумываешь? — опять решает вставить своё веское слово кото-ёж. — Полезай скорее и накрывайся, если хочешь выбраться из крепости.
— Они всё равно проверяют все телеги и обозы, — с сомнением поджимаю губы. — Найдут же.
— А это, хозяйка, уже моя забота, — кивает своей милой мордочкой Редъярд.
Я забираюсь в телегу, пытаясь сместиться между горшками, которые больно давят на ушибленную спину. Как могу, расправляю поверх себя полог и замираю.
— Плащ подбери, — недовольно бухтит кото-ёж. — Увидят же, больно он приметный.
Я покрепче заворачиваюсь в плащ и снова утыкаюсь в него, чтобы перебить горьковатый прогорклый запах от некоторых горшков. Слышатся приближающиеся голоса, потом шаги. Мужики проверяют крепления, подтягивают полог и залезают на телегу.
Звучит тихий хлопок поводьев, лошадь фыркает, колёса начинают скрипеть. Меня немного потряхивает на неровностях снежно-ледяной дороги. Да уж, не доросли они ещё до асфальтированных дорог и амортизаторов.
Пальцами до боли сжимаю плащ, ладошки потеют. Судя по тому, что голоса военных становится всё громче, мы подъезжаем к воротам. Зажмуриваюсь, когда мы останавливаемся.
— Горшки везём, — оповещает сиплый.
— Приказ князя досматривать всех, — равнодушно отвечает охранник.
Его твёрдые шаги приближаются к телеге.
— Да накой тебе мои горшки? — сипит мужик. — Вон, тех, что с наёмными рабочими проверяй.
— Пренебрегаешь моими приказами? — я содрогаюсь от этого голоса, а сердце подскакивает к самому горлу и мешает дышать.
При появлении ледяного все замирают. Даже лошадь перестает фыркать. Князь подходит к телеге (его шаги я уже точно ни с чем не спутаю) и резко откидывает полог.
Я открываю глаза. Холодный строгий взгляд пронзительных голубых глаз зачаровывает. Высокая, широкоплечая фигура князя в светлом мундире возвышается надо мной грозной скалой. Он смотрит прямо на меня, но только хмурится, будто… не видит? Но чем дольше он рассматривает, тем глубже становится складка между его бровей. Он вытягивает руку вперёд, вот-вот коснётся меня.
— Сир! — слышится голос с крепостной стены. — Там у восточных ворот девушку нашли, велели вам передать.
