Во всяком случае, я понял, что с деньгами у Марины не слишком весело. То есть если у нее и есть парень, то точно не спонсор. И, что еще важнее, она не слишком обогатилась на скандале пятилетней давности. Могла, конечно, спустить деньги в трубу, но что-то мне подсказывало, что человек, который так дотошно вникает во всю подноготную ипотечных выплат, и так долго копил на первоначальный взнос, способен на бестолковые траты. Признаться, это вызвало у меня нечто, похожее на уважение.
Я еще не встречал таких девушек: у всех, с кем мне приходилось встречаться, деньги попросту жгли руки. Таня всегда тратила все, что попадало к ней на карточку. Спускала до копейки на непонятную мне ерунду: брови, ногти, косметолога, украшения, шмотки… И я думал, что все женщины такие. Но девушка, которая сумела что-то накопить… Да, мое отношение к Марине определенно изменилось. Или я просто испытал облегчение от того, что она не заработала на моем имени в тот раз.
– Ой, прости, – спохватилась она, прервав мои размышления. – Ты, наверное, умираешь, как хочешь спать.
Она отвернулась на другой бок и затихла, а я все лежал, глядя в темноту, и пытался уговорить боль сдаться. До меня доносилось ровное дыхание Марины, видимо, она уже успела уснуть. Когда-то и мне для этого хватало пары минут…
Я не хотел ее разбудить, поэтому тихонько, стараясь не шелестеть одеялом, повернулся сначала налево. Потом направо. Снова на спину. Закусил губу, попробовал согнуть ногу. Снова распрямил… Вот же чертов кретин! И почему я купил так мало таблеток? В следующий раз возьму сразу пять пачек! И рассую по всем углам, чтобы были заначки, как у наркомана.
Лежать стало невыносимо, я медленно сел, опустил ноги на пол и уже решил встать, как тишину прорезал легкий шепот:
– Может, я попробую помочь?
Я ее все-таки разбудил! Не надо было соглашаться лечь в кровать…
– Сейчас само пройдет. Налью еще вискаря… У тебя точно нет таблеток?
– Нет, Тимур, нет. Но я знаю одну технику…
– Иглоукалывание и поза лотоса? – я не сдержал скепсиса. Тут же пожалел об этом: она искренне хотела помочь, но от боли я всегда становился невыносим. Даже самым близким людям досталось от меня, потому что после катастрофы я превратился в настоящее чудовище. Потому и уехал подальше, чтобы никого больше не обидеть и чтобы никто не попался под горячую руку. Видимо, Колина идея насчет моей встречи с Русланом была все же плохой. Я еще не был к этому готов.
– Давай я посмотрю, – мягко отозвалась она и зажгла свечу.
На ее лице плясали отблески пламени, и в этом тусклом освещение она была похожа на какое-то неземное существо. Лесную нимфу или русалку, я плохо разбираюсь в мифологии. Ее глаза были влажными и совершенно черными, я даже не мог различить зрачки. Мягкие локоны обрамляли лицо, на шее билась тоненькая жилка.
Я смотрел на Марину, забыв про ногу и вообще про все на свете. Не стал даже сопротивляться, когда она откинула одеяло, чтобы осмотреть мою ногу. Осознав, что происходит, я напрягся и замер. Вот сейчас она увидит уродливые шрамы, впадину от удаленной мышцы, похожую на Большой Каньон. И на ее лице появится то, что я больше всего ненавижу: жалость.
Я уже готов был к ее сострадательному пассажу, готов был ответить что-нибудь резкое, взять свое одеяло и вернуться в гостиную, послав Марину ко всем чертям. Однако лицо ее ни капли не изменилось. Она смотрела на меня безо всякой жалости, никаких соболезнований. Просто сосредоточенно изучала ногу, как настоящий профессионал.
