Гром опять замолчал. Он ни разу не взглянул на вождя, и казалось, не собирается отвечать. И только когда краска ярости стала уже появляться на лице Брэда, спросил:
– Зачем ты рискнул своим положением в племени и жизнью из-за девчонки – моей матери? Чужой? Ведь я знаю об этом, Брэд. За тебя тогда просила твоя мать, так ведь? За меня просить некому. Но мне и не надо. Я сделаю, как сказал, – глухим голосом прибавил Гром, все так же смотря куда-то вдаль.
Брэда эти слова словно ударили под дых. Щеки его стали багровыми, но уже не от ярости.
– Ты хочешь сказать, – немного отдышавшись вымолвил он, – ты хочешь сказать, что ты ее…
– Я хочу сказать, что Сола будет моей, если я буду жив. Больше ничего. Хочешь ее – просто убей меня, – внезапно злобно выплюнул Гром.
– Я твою мать не бил, Гром, – с упреком, печально сказал вождь.
– Значит, не за что было, – парировал сын Кэтри.
Брэд вздохнул. Но умоляющие черные глаза, стоявшие перед его взглядом, все же просили за Грома, хотя тот об этом и не знал, заставляя вождя сделать еще одну попытку.
– Может, ты был прав, когда говорил обо мне. Предоставим снова решать ей? По нашим обычаям, как было до появления здесь пленника? Я верну ей ее обещание. А чужого мы просто отпустим, когда он будет в силах уйти в поход один.
– Нет, – отрезал Гром, – чужого я сам убью на ее глазах. А ты даже не будешь претендовать на нее. Вот мои условия. Тогда дело решится миром. Я буду подчиняться всем твоим приказам, всегда, пока ты сам не передашь власть мне. В любом другом случае она будет моей, но все пойдет намного хуже.
– Гром, зачем убивать пленника? В тебе самом течет кровь чужой! И насчет выбора – ты говорил, что это наш обычай и назвал меня трусом. Выходит, ты тоже трус?
– Пленник должен быть убит! Она оставалась с ним одна на берегу ручья, так ведь?. Что они там делали?! Она поцеловала его вчера ночью – как мне теперь целовать ее грязные губы?! – Гром задохнулся и замолчал. Грудь прерывисто поднималась, но из-за ревности он даже не чувствовал боли от сломанного ребра, – ну ничего, я хорошо помою их ее же кровью, перережу горло чужаку, и заставлю мерзавку съесть кусок его мяса, раз уж он ей так понравился!
Брэд даже отшатнулся немного и выпустил из рук ожерелье.
– Гром, ты псих. Скажи, кто тебя вчера ночью умыл, напоил и отдал свое лекарство? А ты просто взял и сдал ее мне, вашему вождю. Это твоя благодарность?
– А, ты тоже все видел? Но она почему-то опять избежала наказания за непослушание, в отличие от меня, так ведь? – Гром усмехнулся. Но заметив, что Брэд хочет это объяснить, продолжил, – да я не к тому, ты прав насчет меня, я ничего другого и не ждал. А с нею я немного перегнул палку, не ожидал такого – согласен, добавка ни к чему сейчас. Можно и позже наказать. Но, если тебе наплевать, что твоя будущая женщина лижется, пока ты спишь, с каким-то чужим уродом, то я этого так не оставлю. Она будет еще долго вспоминать этот поцелуй! – из глаз Грома сочилась ненависть, но губы дрожали. Брэд смотрел ему в лицо с отвращением, но в тоже время в сердце почему-то заползала жалость.
– Понял, – ответил вождь, – Ты просто вынуждаешь меня убить тебя, ты понимаешь?
– Понимаю. Убивай, сколько уже говорить это тебе? Но только ты этого не сделаешь, потому что ты – гнилая заячья шкурка, которую бабы используют во время своих дней, – ответил Гром и плюнул под ноги вождю.
