То предположение, что Андрей мог жениться ради денег, истолковывалось по уши влюблённой Ларисой как его достоинство, а не недостаток: главное ведь, что не по любви! А значит, для любви он ещё открыт, и когда-нибудь ему надоест богатая, но немилая сердцу жена, и тогда… Тогда он обратит взор своих волшебных синих глаз на ту, которая по-настоящему его любит, искренне, глубоко и бескорыстно. Надо только дождаться и поймать этот момент, ведь Андрей вроде бы и сейчас относится к ней с симпатией. Они виделись изредка, пересекались только по работе, но она отмечала с его стороны некоторый интерес к себе или, точнее, в его отношении к ней не было безразличия. Хотя она и не провоцировала его на более явные проявления подобного небезразличия. Но однажды её хрупкая надежда в один миг обрела внезапную прочность.
Случилось это год назад. Она зашла к нему, как всегда, по работе – другие дела их не связывали – и как-то слово за слово они сами собой разговорились: об учёбе, однокурсниках, о вузе, в котором вместе и в одно время учились – правда, на разных факультетах. Андрей улыбался ей – теперь она видела, что только и именно ей, Ларе (он звал её Ларой), а не помощнику Нечепорука. И в его синих глазах теперь действительно был искренний интерес, а потом и вообще какая-то лёгкая, едва заметная грусть, словно сердечный вздох о чём-то недостижимом. Она чутко уловила это неудержавшееся движение его глаз и поняла, что у него есть к ней какое-то чувство – неважно, сколь сильное, главное, что есть. Это открытие было так чудесно, что у неё перехватило дыхание, и ушла она от него абсолютно счастливой, какой, наверное, не была никогда. Но вместе с тем в тот же день она запретила себе делать любые шаги к нему навстречу: «Я не буду разрушать чужую семью! Никогда не буду: счастливая эта семья или нет – не мне в неё вмешиваться. Если однажды она и рухнет, то не по моей вине, и уж тем более, не по моей инициативе. Я люблю Андрея, но не встану между ним и его женой – до тех пор, пока их брак существует, и пока он сам не выйдет из него, по собственной воле, а не потому что я толкнула его на это». Лариса незыблемо придерживалась установленного для себя правила вот уже второй год, и отступать не собиралась – даже несмотря на то, что с того знаменательного дня они оба вели себя в обществе друг друга как люди, которые одни только во всём мире знают некий свой секрет и оберегают его от остальных.
Порой она спрашивала себя, не преувеличила ли, когда назвала то чувство, которое разглядела в его глазах, любовью. Но, подумав, отвечала, что нет, и отыскивала подтверждения в разных деталях. Сейчас она тоже подумала, что какую-то капельку он всё же её любит: ведь взялся же ей помочь, рискуя вызвать недовольство Нечепорука, хотя мог этого и не делать. И тот его взгляд, призывающий её к осторожности… Он волнуется за неё, а это не может ничего не значить.
