Плохая кровь - страница 26



Айя почти сразу показала мне, что не придерживается определенных правил и способна размывать границы. Те первые сеансы были для меня просто «безопасным пространством», где я могла рассказать свою историю. Никакой активной терапии не происходило. Айя не задавала никаких вопросов. Даже не спрашивала, что я чувствую. Она просто слушала. Разбор всего этого предстоял позже.

До окончания сеанса я успела рассказать ей, как Макс вернулся домой из университета на рождественские каникулы. Я понимала, что следующая часть моей истории будет самой тяжелой, и за день до намеченного сеанса я испугалась и стала внушать себе, что не смогу пройти через это. Я не верила в себя, боялась, что скажу что-нибудь не то, поэтому позвонила ей и сообщила, что благодаря предыдущему сеансу мне стало намного лучше, большое спасибо, – и поэтому я прекращаю наши встречи, поскольку они мне больше не нужны.

Я повесила трубку, и на этом все должно было завершиться. Но не тут-то было – всего через два дня Айя появилась у моей двери. Она посмотрела на меня и заявила: «Я здесь для того, чтобы выслушать вас, когда вы будете готовы довериться мне», – после чего пошла прочь по подъездной дорожке. Через месяц я позвонила ей, чтобы условиться о следующем сеансе, и с тех пор не пропустила ни одного…

– Добрый день, Джастина! – Она улыбается, и мне становится немного теплее. – Не хочешь ли для начала рассказать мне, где ты находишься?

Я нервно облизываю губы, прежде чем ответить:

– Я в доме своей матери.

Для Айи эта новость будет немаловажной, и я чувствую, как меня охватывает трепет в ожидании ее реакции. Мы много раз обсуждали тот факт, что я поклялась никогда не возвращаться – что не хочу возвращаться ко всему случившемуся здесь, – но мое драматическое откровение лишь заставляет ее едва заметно моргнуть.

Как часто клиенты удивляют своих психотерапевтов? Возможно, признак по-настоящему хорошего специалиста – заранее знать, что ждет клиента в будущем. Подготовить к этому. Возможно, мой приезд сюда – вовсе не сюрприз для Айи. Я чувствую разочарование.

– Должно быть, тебе очень тяжело. Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю, как это описать, – вздыхаю я. – Испугана. Злюсь. Грущу. Все, что находится между этими эмоциями. И ничего конкретного из них.

– Это объяснимо. Возможно, мы сможем поговорить о причинах позже. А сейчас я бы хотела, чтобы мы сначала попытались осознать, что именно ты чувствуешь. Тогда ты сможешь разобраться с этим лучше. Почему бы нам не начать с того, что ты просто расскажешь мне о доме своей мамы? Можешь описать его мне?

Для видеосеанса я устроилась в своей старой спальне – здесь более уединенно, чем в кабинете внизу, – и сейчас заставляю себя смотреть прямо на обои с цветочным рисунком. Наконец-то я позволяю взгляду задержаться на них. Оттенки начинают расплываться, и цветы перестают быть цветами – вместо этого они превращаются в лица. С распахнутыми ртами. Кричащие.

– Не знаю, с чего начать, – признаюсь я, изгибая шею. Сначала налево. Потом направо. Усиленно моргаю. Сегодня мне как-то нехорошо.

– Как говорится, начни с самого начала. В данном случае почему бы тебе не начать с входной двери? Я бы хотела, чтобы ты не только описывала комнаты, но и думала о том, какие чувства вызывает у тебя каждая из них сейчас, когда ты снова там. – Голос у Айи спокойный и мягкий, в нем звучит ненавязчивое поощрение. Интересно, считает ли она, будто начала с чего-то простого? Неужели не понимает, что на самом деле бросает меня с места на большую глубину?