– Серая.
– Фига, комплимент.
– Сееерая, – он прикоснулся к моему плащу так осторожно, что я даже не вздрогнула, а ведь страшно не люблю, когда посторонние трогают руками.
Надвинул капюшон мне на глаза, взял за плечо и повел к выходу.
– Извини, что опять критикую, но я ни хрена не вижу.
– Очень хорошо, под ноги можешь смотреть, и хватит. Постой пока, – мы переступили порог, и он отпустил меня, чтобы запереть дверь и ставни. Я покорно ждала, наслаждаясь нарастающим абсурдом. Конечно, могла бы начать беспокоиться. Паспорт, айпад и кредитка остались дома, так что я в худшем случае могла попасть на водительские права, несколько сотен баксов и телефон. Ах, ну и на девичью честь и жизнь заодно. Прислушалась к себе – страха не было.
Шахор беззвучно приблизился и не то чтобы обнял, но аккуратно, не прижимая, взял руками и просто встал рядом.
– Интересно, как ты при всей тревожности такая безрассудная… Хотя понятно.
– Я все время на войне со своими страхами… Почему понятно? – меня заполнял покой, возникающий от тяжести ладоней и мягкого корично-кофейного запаха. Бармены пахнут удовольствиями, если не перегаром.
– Кошачье. Чуткость, любопытство. Боятся и лезут, знают про девять жизней, ловят настроения.
«Эхма, все-таки до банальностей докатились. Кооошечка, значит, киииска».
– Телом разговариваешь. Сейчас здесь напряглась, – потрогал между лопатками, – и хвостом дернула.
Хвост он обозначать не стал.
– Пошли, тут недалеко.
Он довольно быстро повел меня узкими темнеющими улицами, капюшон упал на плечи, но я все равно не понимала, где мы и куда идем. Ну да чего уж там. В конце концов, мы подошли к калитке, Шахор просунул руку между прутьями решетки, отодвинул засов и впустил меня в садик.
На плечо спикировала веточка с коричневыми листиками и желтыми семенами.
– Чего это? – тревожно спросила я.
Шахор осмотрел ветку и веско ответил:
– Это какая-то неизвестная фигня. Сейчас у Хавы узнаем.
Перед нами стояла толстая седая женщина. Я, конечно, вздрогнула.
– Да что ж вы здесь все бесшумные такие, – пробормотала я и сразу поздоровалась, как положено, с фальшивой туристической интонацией. – Хаааай.
– Афора деревом интересуется, Хава.
Женщина также внимательно поглядела на ветку и важно ответила:
– Должна согласиться с мнением Шахора, это действительно какая-то неизвестная фигня.
– Но она растет в вашем саду, мадам, не мешало бы ее разъяснить все-таки, или нет?
– Как посмотреть, девушка. Возможно, это я живу в ее саду, и тогда стоит озаботиться, чтобы она знала, как меня зовут. А если нет, то имя Неведомая Фигня подходит ей не хуже любого другого.
– О’кей, – вообще-то реплика о чисто русском нелюбопытстве, нетрадиционном для женщины по имени Хава, вертелась на языке, но я помнила, что Шахор просил не наскакивать. Они здесь как-то иначе общаются, с должной иронией, но без агрессии, надо бы сначала присмотреться.
Я и смотрела на сумеречный сад, веранду, женщину в темном платье, на ее поблескивающую седину и большие теплые руки. Я узнала, что они теплые, когда она усадила меня на диванчик и укутала пледом.
– Ножки подбери, замерзнут, – и я послушно поджала ноги, привалившись к плечу Шахора.
«Кстати, я перестала называть его мальчиком». К ночи люди часто утрачивают возраст, а в этом городе все древние, и он, и Хава, и даже мальчишки, играющие на улочках Старого города. Помню, в первый свой приезд я спросила у торговца покрывалами, как пройти к Стене Плача, он показал и уточнил: «Где мальчики играют в мяч, поверни налево». «Интересно, – подумала я, – они что, всегда там играют?»
