Плутающие души - страница 16

"Да-а… Двадцать жизней – целая вечность", – с прострацией в глазах Сладков.

"Отпуск в санаторий обеспечен", – побалтывал стопой Пухов.

"На хрена?" – вникал Дима.

"Амда – копт-христианин, из двенадцатого. В Эфиопии не сошлись мнениями с мусульманами – зарезали. Теперь не лезет никуда, в общем, послушник. Дадут на орбите поболтаться без пресса чутка, типа рай, и к дому обратно", – подкидывал камушек Сладков.

"Это называется… слово такое… вождям вместо аспикара нахлобучивают…" – Чук трёс рукой, память застоявшуюся расшевеливал.

Дима внимательно разглядывал доходягу: "Переинкарнация".

"Во. Оно самое. Ходит, зудит, что он раб божий".

"Мы все здесь такие – рабы", – Дима опустил голову.

"Вот блин, на Земле всю жизнь пялились в небо. И такая удача – проинспектировать космическое пространство…" – Сладков кинул камушек в какую-то выбранную цель.

"Раз! И теперь нас пялят, инспекторы", – Дима хлопнул тыльной стороной правой руки о левую ладонь в злом сарказме глаз.

На просматриваемой местности, невдалеке, пылил фургон, до боли знакомый. И за версту для бывалых вызывал встревоженность, но хорохорились. Почти бесшумно подкатил: весь-то транспорт на электротяге. Минуту ожидал. Вышли два ювакура, бессменные ноль-семь-два и ноль-восемь-пять, с прохладцей потягивались.

"Пятновыводители пожаловали", – перебирал два камушка в ладони Пухов.

Амда оставил в покое булыжник, ещё больше "одалматинился" – испуг неподдельный. Знатоки своего дела под локти довели доходягу до фургона, игнорируя окружающих – работа такая.

"Бим, Бом бим-бом, бим-бом, бим-бом", – тряс виртуальный колокольчик Чук – намёком ритуал: чьё-то время пришло?

"Вот два брата от рассвета до заката – Бим и Бом, синасико, трайпон", – подсочинил Сладков.

"А-я-яй. Под белы рученьки меня вели, – хреновая попытка пения у Димы. – На воронке рекламы не хватает".

Сладков очерчивал воображаемые полосы: "Оказываем помощь на дому – Рожденье Смерть Ремонт телесный".

"Да-а. Старость надо уважать", – Пухов.

Захлопнулись двери; транспорт тронулся издавая лёгкое подвывание вблизи, временами скрипы корпуса, а громче потрескивание каменной мелюзги под колёсами.

"…Хотите анекдот? Собрались два интеллигента и раздолбай. Последний говорит, спорим на пузырь…"

"Бездельники, на мандуци!" – окрик надзиральца шахты ноль-шесть-семь, прервал начало Диминого празднословия.

Но и продолжения не было: чего-то юмор не пошёл. Зато очертания следующего фургона, маячившего меж камней, разрядили атмосферу. Шебуршание, хруст подъезжавших колёс сменились на приветствия.

Бессменный садисер – раздатчик пищи, поласковей Садик, и водитель – в одном лице, из кузова, не очень напрягаясь, нёс оквадраченную ёмкость, литров на пятьдесят. Поставил у большого валуна, одёрнул занавес: подвешенный брезент, в выдолбленной нише. Навес и постамент очистил и водрузил ношу.

Первым подошёл надзиралец, и тихо: "Привёз?"

"Ща капумы поменяю", – понёс пустышки к машине. Вернулся со второй полной. Забрал грязные леупоки – взамен чистые.

"Свежак?" – выбрал из десятка, подставил к отверстию, на кнопку-клапан, – заструилась она самая, прозрачная голубоватая.

"Из священных глубин, владений Красного Дракона. – Пока хомидим делал глотки, с лукавым прищуром: – Хреново выглядишь".

"Тело близилось к закату", – без смущения, – малая бугристость кожи – возраст.

Садик незаметно сунул что-то в руку пьющего: "Чао, хавать будешь?"