По «банановым республикам» без охраны (роман-путеводитель) - страница 2

Выйдя со всеми остальными, кроме индейской пары, пассажирами из автобуса, я направляюсь вдоль дороги, пытаясь найти более-менее чистую лавчонку. Наивный. Чистые в них только зубы хозяек, широко показываемые в дефиле заманивающих улыбок долгожданным покупателям. «Так вот оно в чем дело!», – вдруг осеняет меня уже вторая за день гениальная догадка: – «Вот они-то, хозяева кормежек, и есть главные интересанты закладываемых поперек шоссе баррикад!». Ладно, ничего личного, улыбаюсь я в ответ и покупаю еще одну алюминиевую банку с жидкостью. На сей раз это пиво.

К концу дня в горах свежеет. На этой высоте температура может ночью опускаться до 8–10 градусов по Цельсию, резко контрастируя с климатом лежащих в каких-нибудь ста километрах отсюда долин. Долины эти дивные, некогда сплошь покрытые непроходимой сельвой, простираются от центрального altiplano (плоскогорья) через весь Юкатан на север вплоть до мексиканского Канкуна, и на восток до побережья Белиза и Гондурасского залива. Натянув на себя свитер, я не спеша потягиваю пивко, грызу любимые мной орешки мараньона (которые в России зовут кешью), а темнота тем временем уже наступила. В горах смена дня и ночи происходит быстро, я бы даже сказал – стремительно. И далеко не во всех деревнях есть электричество. Солнце резво выныривает из-за вершины на рассвете, побуждая обитателей земных к исполнению дел насущных, и так же резво ныряет за какую-нибудь горную сьерру на закате, оставляя бедолаг на вынужденное бдение при свечах.

Неожиданно по встречной полосе с заунывным воем пролетает полицейская машина, по пятам за ней мчится скорая помощь, по-местному – ambulancia, и народ, повинуясь выработанному годами рефлексу, начинает резво подтягиваться к автобусу, дожевывая на ходу. Шофер тоже быстренько поднимается в кабину, заводит мотор и сигналит замешкавшимся пассажирам, побуждая их к повышению посадочной активности. Наконец, все рассаживаются, и мы медленно трогаемся, нагоняя уже отъехавший метров на пятьдесят от нас грузовик с ласковыми печальноглазыми буренками. Они салютуют нам жалобным мычанием, как товарищам по несчастью.

Двигаемся шагом километр, другой… Начинает налетать дымок с характерным привкусом жженой резины, разноцветные мерцающие огни припаркованных машин полиции и пожарных всполохами освещают окрестности. Клубы дыма увеличиваются, и мы таки проезжаем злополучную баррикаду. Полицейский в шлеме с поднятым защитным стеклом и мотоциклетных крагах по локоть пытается регулировать любопытных водителей, притормаживающих, чтобы получше разглядеть горящие декорации прошедшего представления.

У него это плохо получается, он то и дело разражается заливистыми трелями, потом вынимает свисток изо рта (средство явно не оправдало себя), что-то орет очередному водиле прямо в ветровое стекло его кабины, и мы, наконец, оставляем позади репетиционную сцену маленькой гватемальской революции.

В облепившей мир темноте въезд в город происходит незаметно, втихую, и только яркий фонарный свет над начавшейся двух полосной магистралью с бульваром посередине оповещает нас о том, что цель близка. Довольно быстро доезжаем до центра города. Он похож на все центры колониальных столиц бывшей испанской мега-империи. Прямые, сдавливаемые только природным рельефом, кварталы с двух и трехэтажными каменными домами, узкие улочки с односторонним движением, и кучи бытового мусора повсюду.