По чужой дороге - страница 24



Саня ждала наказания, как кары всевышнего ждёт верующий. Только бы не наказали на выходные – лучше пусть ремнём отхлещут, или денег давать не будут, или откажутся от дочери навсегда, только не домашний арест.

–Саш, мы тебя с матерью плохо воспитали, особенно я. Не отец я тебе, я – чужой дядя…

Глаза стали влажными, умоляющий взгляд просил отца прекратить, но тот уже завёлся и дребезжал на всю комнату, как механический будильник по утрам.

– Да, я тебе чужой дядя. Только так я могу объяснить то неуважение к моим правилам и моим наставлениям. Только чужого дядю ни во что не ставят, к родному отцу так не относятся.

Саня всхлипнула. Хоть эта девчонка плакала последний раз в детстве, когда смотрела фильм про собаку, погибшую в финале, но сегодняшний день особый. Он долго пытался выманить хоть одну слезинку и, наконец, ему это удалось, сдерживать себя больше не хотелось.

–Не надо мне тут лужи разводить, лягушки ещё заведутся. Это мне плакать надо, дочь курит, позор. Это значит, что ты – беспризорница, значит, родители твои – алкоголики и не воспитывают тебя. Им же лишь бы выпить, а дочь тоже пусть пьёт да курит. Вот семейка какая хорошая. Кто тебе продавал сигареты? Сейчас же пойдём и покажешь. Я им устрою, наживаются на бестолковых малолетках.

Отец собрался обуваться, но взяв в руки туфлю, почему-то стал рассматривать, будто это вещь не его, а чужого дяди, затем поставив обратно на пол, направился в зал. По звукам можно было расслышать – открыл сервант и что-то ищет. Неужели паспорт? Собирается писать заявление в милицию на продавца? Саня стояла как вкопанная, такого позора она не переживёт. Отец выглянул из зала:

–И, кстати, ты наказана. До восемнадцати лет. Будешь сидеть дома, заниматься учёбой. Потом я подумаю, что с тобой делать.

Теперь всё, самое страшное произошло – Саня все праздники просидит дома. Хуже уже не будет. Сейчас он потащит её на очную ставку с представителями торговли, а потом все выходные она проведёт за учебниками. Никакого телевизора и улицы.

–И на выпускной ты тоже не пойдёшь. А то я не знаю, чего от тебя ожидать, доверия к тебе нет. Если ты куришь, то, возможно, в твоей голове есть дурь и похуже, проверять не буду.

Саня перестала плакать и, позабыв страх, истерично, не своим голосом взвизгнула:

–Как не пойду? Ты что? Все пойдут! Как можно не ходить на выпускной? Это же самое главное за все годы учёбы.

Слёзы с силой хлынули из глаз. Не смевшая влезать в разговор мать не выдержала, подошла к горько плачущему любимому и единственному ребёнку, попыталась обнять. Но Саня не нуждалась в ласках. Она должна была своими ушами услышать опровержение слов отца. В последней надежде она с надрывом прокричала:

–На выпускном вечере же аттестаты выдают. Мне ведь не достанется, если я не приду…

–На другой день заберём. Никуда он не пропадёт, не переживай, – впервые усмехнулся отец. – Тем более была бы медаль, а то один только аттестат. Зубы мне не заговаривай, пошли в магазин. Я догадываюсь, кто тебе продает эту дрянь. Застукал как-то её за этим делом, не стал связываться, а зря, вот и моей дочери эта беда коснулась.

Анна Николаевна не смогла себя больше сдерживать, хоть и не позволяла себе мужу перечить:

–Коля, ты так говоришь, как будто она наркоманка. Прекрати, пожалуйста, она уже и так в истерике.

Это были последние слова, услышанные Саней. В бессилии девчонка не знала, куда себя подевать. Слёзы лились градом, представлялись картинки весёлых выпускников, нарядных и счастливых, на их первом крупном празднике, которого столько лет ждали. Вот их поздравляют, пожимают руки, желают успехов в жизни. Потом общая фотография и праздничный стол. И кто-нибудь спросит: «А где Тарасова?». И кто-нибудь ответит: «А её папа не отпустил». И зал оглушит взрыв хохота, теперь уже взрослых людей, пьющих шампанское в школьном зале, а за углом школы во время перекура – напитки покрепче.