Позже начались какие-то сборы, и мы поехали опять на вокзал. И снова поезд, снова купе.
– Что, уже едем обратно? – с разочарованием уточнила я.
– Нет, теперь мы поедем к бабушке.
Удовлетворённые ответом трое детей (Вадик, Андрей и я) расположились на верхней полке. Мы поглощали там столичные вкусняшки, а Вадик время от времени выворачивал верхние веки наружу, так, что глаза лезли из орбит, и пугал нас. Было весело.
Под звуки поезда хорошо засыпалось. Проснувшись, мы находили у себя под боком батончик «Баунти» или «Сникерс», они тогда только начинали наводнять наш рынок. Сладкие сюрпризы съедались в три счёта и обычно выпрашивались у родителей ещё. Папа выбегал на следующей станции, а нам казалось, что он непременно опоздает и поезд уедет без него. Папа обычно стоял со сладостями в руках под окнами нашего вагона и курил, очень уж он любил это дело и бросил только в 58 лет, а в 60 начал снова.
Дорога была длинной. Поля сменялись лесами, реками, озерами, туннелями и мостами, деревнями и городами. В детском воображении казалось, что мы едем куда-то на край света и нет конца и края этому пути.
А когда поезд через трое суток привёз нас в Красноярск, оказалось, что и это ещё не всё. На автовокзале мы долго ждали автобус и потом также долго ехали до села Казачинского Красноярского края. Пыльный «Пазик» вёз нас вперёд, дорога шла то вверх, то вниз. Лес впереди чудился мне морем, я думала, что бабушка живёт на его побережье.
– Долго ещё? – заморенные бесконечной ездой, спрашивали мы у мамы. И она отвечала, что скоро, хотя сама даже и не знала сколько часов ещё ехать.
Через 4 часа мы вышли на автостанции. Нас встретила бабушка Лиза (папина мама). Тогда она ещё очень моложаво выглядела. До дома шли пешком. Куры и гуси ходили по улице Октябрьской, она ещё не была асфальтированной и, кажется, даже называлась по-другому. Коровы и телята проходили мимо нас, я их очень боялась. Свернули на другую улицу и вот он дом, самый первый слева. Огромный, из кругляка. Стол уже был накрыт. В доме нас ждали ещё какие-то родственники из местных, я не помню даже, кто именно, помню только, что их было много. Запомнила бабу Аню (папину тётку по отцовской линии), тогда она удивилась, что меня зовут тоже Аня. Нам с братом было по пять лет, и Сибирь теперь стала нашим домом.
Началась осень. Огород уже был убран и кое-где лежала кучками ботва. В год приезда в Сибирь у родителей было много работы. Разгребались завалы мусора и вывозились на свалку. Возводились хозпостройки: стайка холодная и тёплая, сарай, гараж. Самое время было сколотить будку для Малыша – бабушкиной собаки.
Папа смастерил настоящий домик, даже крышу обшил рубероидом. Папа и фуганком прошёлся, чтобы стены были гладкими. Сколоченная из новеньких досок конура, очень вкусно пахла деревом. Домик ждал хозяина и пленял мой взгляд. Ну, как пятилетнему ребенку не залезть внутрь? Очень уж было уютно и тепло внутри.
Уже смеркалось. Мама вышла на крыльцо и позвала:
– Аня, куша-а-а-а-а-а-а-а-а-ать!
Я что-то ответила, но пространство конуры, видимо, поглотило ответ, и меня не было слышно. Мама ушла. Потом вышел звать папа. А мне настолько не хотелось выходить из этого ароматного домика, что я решила вовсе не отвечать.
Мама с папой ходили по двору и звали меня. Эта «игра» показалась забавной, и я с энтузиазмом наблюдала в щелку за ними. Родители и в огороде меня искали и выходили на улицу кричать. Им даже в голову не могло прийти, что я сижу в будке в каких-то трёх метрах от дома… Сколько времени так прошло я не знаю, но когда внутри стало темно и холодно, к тому же мама уже приступила всхлипывать, а мои ноги стали затекать, я решила выйти из укрытия.
