– Эээй, погоди! Ты ж мне покажи, что там у тебя! – заторопилась норушь.
Таня послушно присела рядом с пакетом, раскрыла шуршащую горловину и начала доставать покупки.
– Ага, хлеб, сыр, колбаски кусочек – это хорошо, это правильно… Лимон… это я не ем. Овсяное печенье – приятно, чай, а это чего? А, вижу, кофе. Так, а тут что?
Таня заворожённо наблюдала, как мышь копается в её продуктах…
Мышь! Переносчик всего, что только можно и нельзя!
Ветеринарный разум кипел и обливался горючими слезами, но Таня упорно не слушала его призывы поймать эту чокнутую зверушку и выкинуть куда-нибудь подальше.
– Так, с тобой всё понятно! – норушь вылезла из пакета и внимательно посмотрела в лицо Тане. – Доставай сыр, колбасу, хлеб и огурчик – я видела там на дне пакет с ними. Ещё нужно печенье. Всё остальное убирай.
Таня послушно достала требуемое, убрала ненужное с точки зрения норуши, правда, лимон, чай и сахар оставила – её начало ощутимо подзнабливать, так что хотелось горячего чая с лимоном.
Она сходила к чемодану за своей чашкой, которую машинально прихватила из дома – не хотелось, чтобы её касались те, кто там остался, и пришла назад, снова изумившись мыши…
«Может, мне мерещится?» – подумала она.
Вообще, ощущение нереальности только усиливалось от обыденности картины – вот на столе разложены порезанные сыр и колбаса, рядом хлеб. Вот чашка, её родная и любимая чашка, вот лежит радостно-солнечный лимон, а рядом…
– Ээээ, может, мышам не надо на стол? – осторожно уточнила Таня. В конце-то концов, кто знает, как обращаться к тому, что мерещится?
– Мышам однозначно не надо! – авторитетно объявила Танина собеседница. – Но я не мышь! Я – норушь!
– Извини… я не знаю, кто это! – Таня смотрела на голубоватые язычки пламени под чайником, словно ничего более интересного и захватывающего в жизни своей не видела.
– У тебя шок, соображаешь ты не очень хорошо, поэтому я тебя прощаю. Дальше буду обижаться! Понятно? – строго спросила эта самая немышь.
– Ээээ, понятно! Но, может, ты мне всё-таки объяснишь, кто ты и почему говоришь? А то, по-моему, у меня стресс только усиливается – я никогда про вас не слышала.
– Неее, он у тебя уже до точки дошёл, иначе ты на меня не так реагировала бы! – авторитетно заявила немышь. – Говорю я потому, что все норуши так делают – это наше свойство. А кто такие норуши – это разговор долгий и непростой. Короче, пока не забивай себе голову, это мы потом обсудим, лучше расскажи, что с тобой случилось?
Наверное, именно это Таня и хотела услышать – вопрос, заданный неравнодушным тоном без заведомого осуждения. Она так и не дождалась его от матери, а услышала от невидали и небывальщины…
«Ну и ладно! Положим, я немного того… с ума сошла. А что делать? Мне очень надо поговорить, может, именно потому мозг и придумал говорящую мышку-норушку. Ой, наверное, потому и норушь!»
Зацепившись за что-то знакомое, Таня ощутила, что ей стало полегче воспринимать окружающую действительность, ну, или воображаемую собеседницу.
– Ты чего молчишь-то? – норушь хозяйственно вытерла передние лапки о бока, внимательно осмотрела их, признала достаточно чистыми и поволокла к себе приличных размеров кусок сыра с тарелки. – Говори давай! Просто так люди навзрыд не рыдают и на полу в слезах не засыпают. Обидели?
Таня горестно покивала головой и начала рассказывать.
Норушь, сидя напротив Тани на краешке стола, чинно ела сыр, время от времени качала головой, в особо волнительные моменты рассказа с сожалением откладывала недоеденный кусок в сторону и всплёскивала чистенькими розовыми лапочками с аккуратнейшими коготочками.
