Когда же он спросил жену:
– Валентина Львовна, ты кому из своих передавала наш ночной разговор?
– Ещё что?! – возмутилась она в ответ. – Чтобы опозориться обоим на весь город?! Нет уж, наверно, другие имеются источники… мне тоже несколько звонков было. Оставьте, говорю, злые толки.
«Неужели эта дура размазывает меня?» – и его сотрясало гневом.
* * *
В больнице его встретили доброжелательно и приветливо. Выслушав, главврач немедленно собрал консилиум. Щербатов доложил: чувствует себя удовлетворительно, обезболивающие вовсе не принимает. Раскрыли историю болезни, просмотрели снимки, врачебные заключения, анализы… А ведь уже томография говорила всё. Вот так же собирался консилиум, на котором и поставили диагноз: неоперабельная злокачественная опухоль… И конечно же никаких годичных сроков прямо не определяли.
Тотчас предложили скорое обследование. Обследовали к концу дня – и ничего не нашли. Самолечением не занимался, следовательно, или ошибка врачей, но слишком много при этом сопутствующих ошибок, или же какая-то патология – как пришла, так и ушла. Но в любом случае – всё очевидно.
Лишь после шести Щербатов покинул больницу в полном убеждении, что он здоров и был здоров и что поездки в Москву – прямая ложь или шельмование. И почувствовал себя Щербатов со всех сторон обманутым, посмешищем.
«Это она – ведьма, авантюристка…» – как дятел одно и то же «долбил» он в дороге.
16
Уже из двери от него пахнуло парами коньяка и сигарет – самолично, в кафе, Щербатов ежедневно отмечал своё выздоровление. После работы Наташа приехала из библиотеки и теперь перекусывала так, чтобы поужинать вместе с матерью – она была на вечерней службе накануне усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
Хмурый Щербатов стоял при открытой двери, не проронив ни слова. И смешно и досадно показалось Наташе такое положение, опустив на край тарелки вилку, она сказала:
– Во-первых, здравствуйте… Во вторых, дверь всё-таки надо закрывать… А в-третьих, почему вы, Петр Константинович, считаете возможным в наше подземелье приходить нетрезвым и прокуренным? – Он молчал, и глаза его, казалось, дымились хмелем и гневом. – Что же вы молчите?
– Подбираю слова, с которых начать…
– Какие на ум пришли, с тех и начинайте.
– Как вот назвать человека, который избавляет от того, чего не было вовсе?
– Я, знаете ли, разгадыванием сканвордов никогда не занималась. Подскажите хотя бы: из скольких букв состоит слово?.. И поздоровайтесь, в конце концов, за одно и скажите, с какой нуждой вы пришли?! – с негодованием одёрнула гостя Наташа. Но Щербатов продолжал своё:
– Назвать такого человека можно «фокусник», а если он не один – «фокусники», но так слишком мягко, точнее – проходимцы.
– Это к кому же прилагаются или адресуются такие слова? – холодно спросила Наташа.
– Да к тебе и адресуются, и ко всем таким, как ты.
– Я не позволяю вам говорить так развязно, таким тоном, к тому же на «ты»! Что вам угодно, сударь?
– Ничего не угодно. Зашёл сказать, что я здоров, был здоров, а вы с Матрёной меня вылечили – здорового! – и усмехнулся, коротко, с презрением. – Какую ты цель преследовала?
– А почему же вы в слезах за этим столом умоляли о помощи, о продлении жизни хотя бы на два-три года? Ведь вы были здоровы!
– Это ты меня попутала, охмурила меня – ты во всём виновата, ты опозорила меня на весь город, посмешищем сделала! – приглушенно, с гневом выговорил он, и даже зубами заскрипел.
