– … Даже не знаю, чем тебя утешить. Живи. Мне, ей богу, тошно беседовать с мебелью…
Лидия Даниловна воткнула последнюю шпильку в причёску, обильным слоем наложила на губы алую помаду и, протянув тюбик подруге, одобрительно кивнула головой и выставила кверху большой палец правой руки:
– Дорогуша, ты просто супер! Тебе всегда к лицу был вишневый цвет! А меня это платье всегда недолюбливало.
– Ага. Ты так всегда, чтобы свои обноски сплавить! Но у тебя это мастерски получалось, – незлобно укорила Лида-маленькая.
Подруги сытно и изыскано пообедали. Шампанское ударило в головы, языки ещё больше расслабились.
– А твоих придирок к Кузнецову, постоянных ваших склок я ведь не одобряла. Ты же за ним много лет жила как у Христа за пазухой. А тут – ненависть, вражда, потому что заболел и сократил расходы на твои побрякушки и шмотки. И когда его не стало, ты – вдруг вся горем убитая. Я не могла понять, где ты настоящая. А присмотреться, а вдуматься… Да и не было причин ломать копья. Каждая по-своему переживала свою потерю, боль, считая её и только её самой больной истиной. Такой вот наш человеческий эгоизм – своя рубашка ближе к телу – становится причиной огромных человеческих потерь, где не смерть виной, а наше малодушие.
– Ну, как-то да… Живые люди могут всё исправить. А вот муженёк мой любезный, умерев, сыграл со мной злую шутку. Да и не был христовой пазухой Вовка. Блуд свой дорогими подношениями искупал. Никто же из вас не знал, как он дальнобойно на две семьи жил, причем детёныш у той барышни вряд ли от Кузнецова. Совершенно не наша порода, а папкой Володю звали, не стеснялись, от довольствия не отказывались. А я не могу в наследство вступить. Когда квартиру покупали, перестраивали, сразу не позаботился узаконить, как ни пилила его. Теперь нужна куча денег, чтобы решить вопрос через суд. У меня нет ни гроша. Никаких банковских документов я не нашла. И нотариальные запросы безрезультатны. А деньги где-то есть, я наверняка знаю. Не хочется думать о самом гадком, что они каким-то образом оказались в руках псевдо-сыночка, на запасном аэродроме.
– Убийственная новость. Сколько же лет ты скрывала, переживала в одиночку эту беду? Прости, что в глубине души осуждала твои склочные выходки, – повинилась Лида-маленькая.
– Да что ты, Колобочек мой! – всплеснула руками подруга. – Это я виновата перед тобой. Злилась потому что. Злилась на твоё невозмутимое равнодушие. Мне казалось, что ты могла бы сама догадаться, должна бы как-то вмешаться, принять участие.
– Ну да, ты ведь на любое участие так и взвивалась фурией! Не охота было лишний раз на язычок тебе попасть, – настала очередь оправдываться Маленькой.
Однако слова её воспринялись упрёком, разгорелся спор на тему кто чего недодал и перебрал в их дружбе. И возникла перепалка:
– Всю жизнь пренебрежительна к людям. Чему ты всю жизнь завидуешь? – возмущалась Лида-маленькая.
– Я завидую? Тьфу на тебя! Это мне все всегда завидуют и пакостят! – Большая выпустила крупнокалиберную артиллерию на передовую.
Подруги скрестили шпаги, как это случалось не раз на протяжении всей многолетней дружбы. Ситуация накалялась, грозя перейти в очередное хлопанье дверью. И разбежались бы в очередной раз в никуда, но, видимо, день незапланированных визитов не кончился, потому что дверной звонок опять пришёл на помощь.
Лидия Даниловна впустила в прихожую молодого мужчину высокого роста, с военной выправкой в осанке.
