– А как я узнаю, что наступление началось?
– Наступать будет целая дивизия. Предварительно начнется бомбардировка с воздуха. Вы ведь глухотой не страдаете, правда?
– Значит, когда самолеты начнут сбрасывать бомбы, можно считать, что наступление началось?
– Так бывает не всегда, – заметил Гольц, качая головой, – но в данном случае можете так считать. Наступать буду я.
– Понятно, – произнес Роберт Джордан. – Не сказать, что мне это очень нравится.
– Мне это тоже не очень нравится. Если хотите отказаться, говорите сейчас. Если сомневаетесь, что справитесь, говорите сейчас.
– Я сделаю, – ответил Роберт Джордан. – И сделаю все как требуется.
– Все, что мне нужно знать, – повторил Гольц, – что через мост никто не пройдет. Что дорога отрезана.
– Ясно.
– Я не люблю обращаться с подобными просьбами и ставить людей в подобное положение, – продолжил Гольц. – Я не могу приказать вам выполнить такое задание, поскольку понимаю, к чему могут вынудить вас поставленные мною условия. И объясняю все так тщательно для того, чтобы убедиться, что вы все поняли и осознали все возможные трудности и всю важность этого дела.
– А как вы сами пройдете на Ла Гранху, если мост будет взорван?
– Мы возьмем с собой все необходимое, чтобы восстановить мост сразу после того, как овладеем ущельем. Операция, как всегда, сложная, но красивая. План разработан в Мадриде. Очередной шедевр Висенте Рохо, неудавшегося профессора. Я наступаю, и наступаю, как всегда, не располагая достаточными силами. Тем не менее операция небезнадежна. Я испытываю в связи с ней бо́льшую уверенность, чем обычно. Она может оказаться успешной при условии, что мост будет взорван вовремя. Тогда мы сумеем взять Сеговию. Вот смотрите, я вам покажу. Видите: мы начнем наступление не со входа в ущелье, оно уже наше, а гораздо дальше… вот здесь…
– Я бы предпочел не знать, – перебил его Роберт Джордан.
– Ладно, – согласился Гольц. – Когда идешь в тыл противника, лучше не обременять себя лишним знанием, правильно?
– Я всегда предпочитаю не знать. Тогда, независимо от того, что случится, выдал – не я.
– Да, лучше не знать, – сказал Гольц, водя карандашом по лбу. – Сколько раз я оказывался в ситуации, когда говорил себе: лучше бы я этого не знал. Но то единственное, что вам следовало понять насчет моста, вы поняли?
– Да. Понял.
– Не сомневаюсь, что поняли, – сказал Гольц. – Не стану произносить напутственных речей. Давайте просто выпьем. После долгих разговоров меня всегда мучает жажда, товарищ Хордан. Ваше имя забавно звучит по-испански – товарищ Хордан.
– А как по-испански произносится Гольц, товарищ генерал?
– Хоце, – ухмыльнулся Гольц, горловое «х» он произнес с хрипотцой, оно напоминало простудное покашливание. – Хоце, – ворчливо повторил он. – Товарищ хенераль Х-хоце. Знал бы, как произносится Гольц по-испански, придумал бы себе имечко получше, прежде чем отправиться сюда воевать. Подумать только: ехал командовать дивизией, мог выбрать любое имя, какое захотел бы, – и выбрал Хоце. Хенераль Хоце. Но теперь уже поздно менять. Как вам нравится партизанить? – Это было русское слово, означавшее диверсионную работу в тылу врага.
– Очень нравится, – ответил Роберт Джордан, усмехнувшись. – Все время на свежем воздухе.
– Мне в вашем возрасте тоже очень нравилось, – признался Гольц. – Говорят, вы мастерски взрываете мосты. Очень научно. Но это только слухи. Я сам никогда не видел вас в работе. Может, на самом деле все не так? Вы и впрямь их взрываете? – поддразнил он. – Выпейте. – Он протянул Роберту Джордану стакан испанского бренди. – Так вы их
