«Эва, угораздило же девку в саму Чертову пасть забресть! Не нашенска, однако. Нашенски-то знают это место, без проводника не сунутся», – подумал парень.
Неслышной поступью охотника он подошел к девушке, молча взял её на руки и так же молча прошагал по болоту с полкилометра. Выйдя на безопасное место, осторожно опустил свою ношу на землю и коротко бросил:
– Таперича сама за мной ступай. След в след.
Только вот не учёл Александр, что его-то след равен её двум и бедная девка опять завязнет в болоте.
Пришлось парню нести её до ближайшей опушки. Так же молча.
От опушки расходились в разные стороны три тропы. Не тратя лишних слов, Александр коротко объяснил их направления:
– Эта – на Балабаевку, эта – на Междуречье, а котора прямо – та в Хортагай.
Выбирай, мол, сама, куда топать.
Да и пошагал своей дорогой, подумав напоследок: «Таперича ужо сама дойдёт, не заплутат. Болото позади.
А девка, однако, стояшша. Не вопила лихоматом. Не спужалась. Друга б на её месте потопла б, однако».
Тем бы встреча эта и закончилась, да дернул же его чёрт оглянуться! Девушка, припадая на одну ногу, шла той же тропой, что и Александр, только значительно от него отставая.
В деревню они вошли вместе.
Нюрка потеряла ведро, а Александр – покой. Так и стоит у него перед глазами эта девчонка в болотной жиже. Да и сама Нюрка стала чаще обычного навещать свою тётку, не забывая при этом попасться на глаза чудному охотнику.
Через год Александр справил себе хороший костюм и хромовые сапоги. Хотел купить ещё фетровую шляпу, но поразмыслив, решил, что она ему ни к чему, и приобрёл картуз с лакированным козырьком.
На шутливый вопрос отца, уж не жениться ли он надумал, Александр утвердительно кивнул головой, чем весьма озадачил своего родителя. Зная характер сына, не склонного к шуткам подобного рода, тот понял, что вопрос о женитьбе Александром решён окончательно и бесповоротно. Конечно, жениться ему пора. Двадцать пять годков минуло. Да и девка любая в их деревне пошла бы за него. Только вот, вроде, ни с кем сын-то и не хороводился.
– Кого сватать-то будем? – осторожно спросил отец.
– Её, – Александр кивнул в сторону Лукьянихиного двора.
– Лукьяниху? – отец от изумления раскрыл рот и едва не потерял дар речи.
– Да не Лукьяниху, – досадливо поморщился сын. – Племянницу ейную.
Отец перевел дух и спросил уже с опаской:
– А племянница-то знат про то, что ты на ёй жениться удумал, аль нет?
– Нет.
– А как не схочет она за тебя пойтить?
Теперь уже озадачился сам Александр. Он об этом как-то не подумал. Однако сватовства отменять не стал, потому что шесть первых подснежников, которые он тайком на Лукьянихино крыльцо положил, Нюрка приняла. Сам видел, как она те цветы в банке с водой на подоконник ставила и к лепесткам губами жалась.
А что в любви Александр ей не признавался да не объяснялся, так это всё пустое. Любовь не словами, а делами говорить надобно.
«Пойтить» за Александра Нюрка «схотела», но поставила условие: жить будут в Зиме. Счастливый Александр был согласен на всё.
И поселились молодые в Нюркином отчем доме, с её матерью. Хоть Санчина тёща и не подарок, да вот как-то притёрлись они друг к другу. Тёща-то и переименовала Александра в Санчу, произносила нараспев (Сань-ча) и так мягко, что и на письме вопреки правилу орфографии без «ь», казалось, не обойтись. А с её лёгкой руки и все так стали его называть: Сань-ча. Он не возражал.
