То был какой-то странный, трудно описуемый сгусток эмоций. С одной стороны, обожание и страсть, граничащая с безумством. С другой – горькое осознание причастности ее семьи к мучительной смерти моей матери. Это все месяцами перемешивалось во мне. Кипело, бродило, разлагалось. А потом вылилось в сокрушительный взрыв, от последствий которого я до сих пор не могу оправиться.
Я любил мать.
И любил Диору.
Одну потерял по чужой вине, вторую – по собственной.
Раньше я часто задавался вопросом: почему я ее не пожалел? Почему не дал заднюю? А ответ в общем-то прост. Во-первых, я в упор не видел нашего совместного будущего. Ну, сами посудите, где она, и где я. Принцессы не выходят замуж за шутов. Разве что в сказках. Но в реальной жизни нет места волшебству и мистике. Она сурова, прозаична и часто с душком.
Ну а, во-вторых, в глубине души я всегда знал, что мое предательство не сломает Диору. Ранит? Возможно. Оставит в сердце шрамы? Скорее всего. Но не уничтожит. Не убьет. Не заставит сдаться.
К счастью или к сожалению, у двух моих любимых женщин нет совершенно ничего общего. Мать была слабой и неприспособленной к жизни, а Диора, напротив, сильная, яркая, несгибаемая. С четкими ориентирами и внутренним стержнем. Такие, как она закаляются, словно сталь, с годами становясь лишь крепче и лучше.
Но, несмотря на твердый характер, она все еще женщина.
Уязвленная женщина, которую я когда-то ранил.
Я обнаруживаю свое присутствие, и Диора оборачивается. Медленно, будто нехотя. Проходится по мне усталым взглядом и вздыхает. Ей претит моя близость. Это видно невооруженным глазом.
– Поговорим наедине? – прошу я.
Боковым зрением замечаю, как стоящая у окна Грановская растерянно переминается с ноги на ногу, а Алаев недоуменно почесывает затылок. Он не в курсе подробностей. Знает только, что мы с Диорой какое-то время встречались, а потом расстались не на самой позитивной ноте. Поэтому, очевидно, наша драма кажется ему слегка преувеличенной.
– Ладно, – обессиленно кивает Шахерезада.
А затем разворачивается на каблуках и, пройдя мимо меня, первая покидает кабинет. Бегло кошусь на Тима и ловлю его выразительный взгляд, в котором читается уйма немых вопросов. Коротко мотаю головой, дескать, не сейчас. А затем вылетаю в коридор вслед за Диорой.
– Пойдем ко мне в кабинет? – говорю ей в спину.
Ждать меня она явно не собирается. Быстро-быстро перебирает длинными стройными ногами в одном лишь ей известном направлении.
– Давай не наедине, – бросает через плечо.
Усмехаюсь. Почему не наедине-то? Боится, что я ее съем? Или домогаться начну?
Помнится, во вторую нашу встречу я залез к ней в тачку и вывалил из штанов член. Тогда это казалось забавным, но сейчас я так уже не делаю. Не потому, что несолидно, нет… А потому что драйв пропал. Больше не хочется эпатировать публику и ловить шок в глазах окружающих. Говорю же, я сдулся. Стал скучным, невеселым и мрачным.
– А куда тогда? – нагоняю ее и подстраиваюсь под темп шагов.
– В буфет. Я видела, у вас на первом этаже есть.
Странный выбор, но окей. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось.
Диора нажимает кнопку вызова лифта и поднимает взгляд к табло. С преувеличенным вниманием она рассматривает медленно сменяющиеся цифры, а я – ее. Скольжу глазами по плотно сжатым губам, изящной шее, разметавшимся по плечам волосам... Затем спускаюсь ниже, и внимание цепляется за здоровенный булыжник на ее тонком безымянном пальце. Помолвочное кольцо. А под ним надето еще одно – тонкое, без камней. Очевидно, обручальное.
