Не знаю, почему, но мысль о том, что в ее сердце давно хозяйничает другой, щемящей болью отдается в груди. Интересно, она с ним счастлива? Кончает так же бурно, как со мной? Так же громко кричит его имя?
Блядь. Кто о чем, а я опять о своем, о наболевшем. Какая мне, черт подери, разница, что творится в их постели? Это ненормально, нездорово и неправильно. Я должен выкинуть мысли о Диоре из головы. Она в прошлом, сука, в прошлом!
А сейчас мы просто работаем над одним проектом.
Конечно, при условии, что она согласится.
Двери лифта распахиваются, и мы заходим внутрь. Диора не хотела оставаться со мной наедине, но, по иронии судьбы, в кабине, кроме нас, никогда нет. Стоим в метре друг от друга. Молчим. И только аромат ее цветочных духов безжалостно мутит мой и без того размягченный мозг…
Когда мы встречались, она тоже пользовалась этим парфюмом. Василек, мимоза, немного ванили… Этот запах осел в моей памяти как нечто манящее, чувственное, безумно возбуждающее… Должно быть, именно поэтому у меня непроизвольно выделяется слюна.
Сглатываю и отворачиваюсь в сторону. Охренеть. У меня даже привстал немного. И все отчего? Оттого что она просто стоит рядом? Пиздец. Я болен. Мне, походу, лечиться нужно…
– Приехали, – Диора зачем-то констатирует очевидный факт.
А затем торопливо ныряет в щель едва приоткрывшихся дверей.
Мне с ней кайфово, а ей со мной душно.
Вот такая вот тупая действительность, сотворенная собственными руками.
Заказываем два капучино и занимаем небольшой круглый стол у окна. Я откидываюсь на спинку стула, а Диора сидит неестественно прямо. Смотрит поверх моей головы. Старательно избегает зрительного контакта.
– Итак, – начинаю я, отхлебывая довольно паршивый на вкус напиток. – Насколько я понял, ты не хочешь со мной работать?
– Совершенно верно, – кивает она.
– Почему? Я не внушаю тебе доверия как специалист?
Рот Диоры выразительно кривится, а потом она неохотно опускает глаза ниже, и мы мгновенно переплетаемся взглядами.
– Ты не внушаешь мне доверия как человек, – осаждает холодно.
– Справедливо, – хмыкаю. – Но мои человеческие качества здесь ни при чем. На проект они никак не повлияют.
– О, господи, – раздраженно закатывает глаза. – Ты можешь хоть раз повести себя как мужчина?
– А именно? – улыбаюсь, делая вид, что меня не задел ее выпад.
– Мне неприятно тебя видеть, аж наизнанку выворачивает, – цедит зло. – Так почему бы тебе не проявить капельку благородства?
– Ты же знаешь, благородство – не мой конек, Шахерезада…
– Не называй меня так! – перебивает гневно. – Никогда!
– Ладно. Прости, – несколько раз киваю, осознавая неуместность такого юмора. – Я просто хотел пообещать, что отныне буду вести себя ровно. Никаких отсылок к прошлому. Жесткая субординация. Если пожелаешь, могу даже обращаться к тебе по имени отчеству и на «вы».
– Ранель, это все не то, – качает головой.
Диора впервые называет меня по имени. И от этого по спине врассыпную бегут мурашки… Я будто вновь окунаюсь в то время, когда был счастлив. Когда она безраздельно принадлежала мне…
– Диора, пожалуйста, – настаиваю я. – Я не прошу тебя ни о чем сверхъестественном. Просто не лишай меня работы. Я тебе еще пригожусь.
Она отворачивается к окну. Выдерживает паузу, а потом тихим потусторонним голосом произносит:
– Помнится, однажды я тоже тебя кое о чем просила. Но мою просьбу ты так и не выполнил.
Застываю, подобно восковой фигуре. Это упрек. Болезненный, хлесткий, заслуженный. Обычно я довольно красноречив, но сейчас мне нечем крыть.
