– Как время летит! – с досадой произнес генерал.
В четыре Матейченкову нужно было на вертолете вылетать в Урус-Мартан, где требовалось его присутствие.
– Не будем комкать наш разговор, Николай Константинович. Он слишком важный…
Оба поднялись.
– Я тебя разыщу дня через три-четыре.
– Боюсь, не найдете, – улыбнулся Петрашевский.
Генерал заверил:
– От меня не скроешься! Ты и сам, полковник, не знаешь, какой ты для меня сейчас важный человек…
Снова встретиться им довелось только через две недели. Известно ведь: человек предполагает, а война располагает.
За это время полковник Петрашевский проводил еще одну операцию – тоже «учебную» – со своими стажерами, и был ранен в левую ногу. Генерал навестил его в полевом армейском госпитале.
– Что с тобой, Коля? – спросил Матейченков.
– Да вот, ногу зацепило, товарищ генерал, – виновато улыбнулся Петрашевский.
– Когда?
– Позавчера. Отморозка ловили со взрывчаткой. В Грозном, в самом центре. Наверно, по подземным ходам прятался, их там полно.
Генерал огляделся. Госпитальная «палата» представляла собой армейскую палатку, напоминавшую ту, в которой они беседовали в прошлый раз.
Еще трое раненых, лежавших на брезентовых койках, тактично отвернулись, чтобы не мешать их разговору.
– Давай я тебя в хороший госпиталь отправлю, в Краснодар, – предложил генерал.
– Не надо. Меня здесь все устраивает.
– Пойми, чудак, не только о тебе пекусь. Я уже говорил, у меня на тебя серьезные виды.
– Спасибо, Иван Иванович. Рана несложная, пулю вытащили. Так что я уже вовсю шкандыбаю.
– Ну, вольному воля… – пожал плечами генерал. – Может, выйдем тогда на воздух? Закончим наш разговор.
– Давно жду этого момента, – признался Петрашевский.
– На чем мы в прошлый раз остановились? – спросил Матейченков, когда они устроились под навесом, где стоял донельзя заляпанный грязью газик, кузов которого был изрешечен пулями. – Ага, вспомнил. Как же вы спускались?
– Без сучка без задоринки. Канат выдержал, мы благополучно нырнули в лощинку, расположенную рядом.
– Вас никто не заметил?
– Нет. Одна женщина вроде приметила, но повела себя как-то странно: вместо того, чтобы закричать, прижала обе руки ко рту, словно заставляя себя молчать, и не издала ни единого звука.
– Может, чокнутая?
– Я и сам так подумал.
– А оказалось?
– Сейчас дойдем, товарищ генерал.
– Ну продолжай.
– Я шепотом распределил обязанности, шепотом сказал: «Пли!», и через минуту все было кончено. Снайперы у меня, дай бог! Радость пленников, которых мы освободили, трудно описать. Они так кричали, что я сказал: «Тише, ребята, лавину с гор вызовете!» – «Здесь в горах нет снега!» – «Ну камнепад!»…
– А что за производство у боевиков было?
– Стали мы разбираться с ребятами – господи, помилуй! Такие станки, может, только в Америке увидишь. Огромные, сверхточные. Ухоженные, блестят как новенькие. Стали мы думать да гадать, как эти станки вниз спустить.
– А готовая продукция была?
– Нет. Наверно, она сразу в дело уходила. А вот станки жалко. До сих пор стоят перед глазами. Вертолета у нас, естественно, нет, свои бы ноги утащить… Тогда я взял лом, крикнул: «Так не доставайся же ты никому!» – и принялся крушить всю эту красоту. Мои ребята и пленные быстренько довели оборудование «до нужной кондиции», и начали мы готовиться к обратному спуску…
– Погоди-ка, – произнес Матейченков. – А женщины?
– Что женщины?
– Как вы с ними обошлись? И почему не кричала та чеченка, которая вас первой заметила? Ведь она по сути дела спасла вашу жизнь, а также всю операцию
