Давным-давно, после партии в шахматы с дядей, отец подвел нас с Самирой к шахматной доске и дал в руки по одной фигурке каждого цвета.
— Посмотрите на них внимательно. Белые фигурки — это женщины, а черные — мужчины. На черных грязи не видно, а на белой заметно даже маленькое пятно грязи.
Я раскрыла ладонь. Фигурка в моих руках была совсем замызганной, и я торопливо положила ее обратно, на доску.
— Но можно же покрасить белые в синий цвет, чтоб они меньше пачкались! — предложила Самира.
Другой бы на месте отца отвесил ей подзатыльник за то, что перечит старшим, но наш папа лишь с усмешкой покачал головой, решив, что сестра еще очень мала, чтобы понимать — никто не в силах изменить правила этой игры.
Как по мне, Самира просто с детства любила противоречить, спорить и была слишком упрямой. Если что-то вобьет себе в голову, не отговоришь. "Можно подвести лошадь к воде, но даже шайтан не заставит ее пить", — говорил учитель про мою сестру. Я всегда с опасением думала, что она доведет нашу семью до беды.
А довела я».
7. ГЛАВА 7
« — Вы хотите превратить наш поселок в туристическое место. Жители против, но боятся вас так же, как боялись вашего отца. И я тем более не в силах что-то изменить. Можете построить здесь гостиницы, спа-центры, теннисные корты, рестораны — но только не на моей земле. Знайте, что не все можно купить за деньги. Свою землю я не продам. Пожалуйста, прикажите своим людям оставить меня в покое, — готовя дома эту речь, я старалась произносить слова громко и отчетливо, чтобы голос не дрожал.
Какой я была глупой! Все вышло совсем не так, как я ожидала.
Первым начал он:
— Ну что ж. Облегчу задачу, чтоб потом тебе не было так стыдно. Хотя… вряд ли ты знаешь, что такое "стыд".
Мы были с Каримом наедине в гостиной дома Умаровых — Селим все-таки выполнил обещание и каким-то образом уговорил брата встретиться со мной.
Сначала Карим с мрачным видом стоял у окна — будто меня и вовсе не было рядом. Весь в черном, такой безупречный снаружи и такой испорченный внутри. А я внезапно впервые в жизни осознала, что, кроме лютой неприязни, всегда испытывала к нему еще что-то, — куда более пугающее…
Что это было за чувство? Страх? Неужели в глубине души я боялась Умарова? Трудно сказать, но в тот момент это необъяснимое нечто вдруг заставило меня опустить глаза и молчать.
Я просто сидела на диване и рассматривала подол своего платья — какое ужасное малодушие! Казалось, прошла вечность, прежде чем Умаров наконец повернулся. Я с трудом заставила себя на него посмотреть.
Несколько секунд мы сверлили друг друга взглядами. Потом я не выдержала и снова опустила глаза. Но… что он после этого произнес? Стыдно? Мне? За что?
— Простите… не поняла… — пробормотала я.
— Я отлично знаю таких девушек, как ты. И сразу скажу, что стараешься ты совершенно напрасно.
После этих слов я ничего не могла сообразить — только открывала и закрывала рот.
— Ты вьешься около меня с самого детства, — продолжил он. — Не успел вернуться, как ты все время за мной следишь. Думала, не замечу? Вместо того, чтобы решать свой вопрос с нужными людьми, лезешь прямо ко мне. Я объяснил, что не веду торги. Но ты упорно не отстаешь. Почему? Мечтаешь, что твое смазливое лицо наконец произведет на меня впечатление? Оно, конечно, может открыть тебе дорогу к деньгам. Но не к моим. Со мной, девочка, ты просчиталась.
— Что… вы… такое говорите?
