Читать онлайн Сия Мурь - По пятам

«Говорят, что переезды- лучшая возможность начать жизнь с чистого листа. Вот только в нашем случае это не сработает, ведь так?»

Яркий свет жёлтых фонарей за окном дорогого автомобиля неприятно резал глаза, изредка проезжавшие мимо автобусы, казалось, соревновались, какой из них наиболее пустой. Сеул давно покрыла ночная мгла: на улицах почти не было прохожих, только подростки да работники экстренных служб после тяжёлой смены и весёлых тусовок сновались по тротуару. Девушка не могла на такой скорости разглядеть их лица, но почему-то была уверена в том, что они были счастливы. Она дорисовывала в своей голове их портреты: глаза искрились радостью и любовью от предстоящей встречи с семьёй и приключениями, на лицах застыли широкие улыбки, с губ то и дело срывались смешки и шутки, которые поймут только они сами.

В их мыслях по-любому нет печали и тоски, ведь это их Родина: дома работников с нетерпением ждут близкие люди, подростков же приглашает в свои объятия незабываемая ночь, позволяя взять власть над моментом и целым городом. Для них здесь всё родное, вот только новые лица явно выбиваются из этого понятия: своим приездом чужаки будто оскверняют святость этого места, приносят в дом жителей хаос и разрушение, ведь здесь не их Родина, ведь здесь они чужие.

В ушах как будто стоял звонкий смех редких прохожих, заглушающий голос брата где-то сбоку. Повернув голову в сторону водительского сидения, Лина стала рассматривать лицо Вадима: гладко выбритые скулы, сосредоточенный на дороге взгляд, губы двигаются в такт словам, которые она не слышала. Иногда случается такое, что люди, которые тебе не симпатизируют, как будто включают режим «не беспокоить»: ты видишь, как их рот складывает буквы в слова, слова- во фразы и целые предложения, но ты не слышишь абсолютно ничего, находясь в изолированном вакууме своих мыслей.

В такие моменты ты телом ощущаешь этот разрыв между собой и обществом, будто ледник врезался в скалы и поделился на две части, волной отброшенные к противоположным берегам. Ты один на поле боя, никто не встанет на твою сторону только потому, что та самая скала – это ненависть, взращённая в тебе людьми, которые порочат имя Добра, называя Добром всё, что выгодно им самим. Люди настолько мерзкие в своём естестве, что ты ненарочно научился презирать их.

– Лина? – резко вывел из мыслей недовольный голос Вадима, – оглохла что ли? Я с кем разговариваю?

– М? – мотнув головой в попытках сбросить никому ненужные мысли, девушка отвернулась к затонированному окну, – я не оглохла, просто намеренно игнорирую твоё существование.

Вадим с какой-то злобой и неприязнью окинул сестру взглядом, ругнулся на корейском и снова отвернулся к дороге, напряжённо стуча пальцами по рулю. На его запястье красовались золотые часы с бриллиантовой отделкой вокруг циферблата; они беззвучно отсчитывали минуты повисшего в машине напряжённого молчания. Для Лины это молчание было очень даже комфортным: голос брата успел надоесть в первые минуты дороги от аэропорта к новой квартире, его парфюм едкой пылью осел на ноздрях, заставляя морщиться и закатывать глаза от отвращения.

– Мы почти приехали, чертовка, – сказав это, Вадим заехал в ворота частного сектора. Огромные многоэтажные дома выглядели во тьме пугающе: ни в одном окне не горел свет, повсюду стояла давящая тишина, нарушаемая лишь шумом колёс.

Взглянув сквозь тёмное стекло на их новое жилище, девушка нахмурилась: всё это выглядело настолько дико, нереально и мёртво, что захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в ирреальности происходящего. Одинокие мрачные деревья украшали парадные входы, лавочки, как мифические чудовища, прятались в тени, как будто готовились вот-вот наброситься на нарушителей покоя.

Припарковав машину, Вадим вышел и направился в сторону подъезда, ни разу не взглянув на сестру, замешкавшуюся позади. Ноги онемели от долгой поездки, тело не привыкло к лёгкой ночной прохладе. Ступив на асфальт, Лина потянулась и тяжело вздохнула: высотки пытались раздавить своей необъятностью, мрак старался загнать в свои паучьи сети ничего неподозревающую жертву. Из приоткрытого окна чьей-то квартиры послышался лай собаки, которая пыталась прогнать непрошеных гостей.

– Ну ты идёшь или нет? – раздражённо спросил Вадим, придерживая подъездную дверь ногой.

– Отвали, – пройдя мимо брата и откинув в его лицо волосы, девушка скрылась в подъезде.

В квартире чувствовался запах краски и новизны, серые стены нагнетали и без того мрачную атмосферу, пустота отзывалась жгучей болью в области груди. Казалось, что даже здание говорит чужакам о том, что им тут не рады.

– Пахнет смертью и безысходностью, – прошептала Лина, снимая обувь и проходя в гостиную. Максимально простой интерьер выглядел слишком пусто, масштабность помещения вызывала чувство одиночества. Слишком мало мебели и людей для такого большого места, слишком много места для раздумий и внутренней борьбы. Девушка чувствовала себя неуютно: трафаретный интерьер выглядел неживым, мода губила индивидуальность и свободу мысли и творчества, идеальность, как перцовый балончик, прыскала жгучим газом в глазницы. Она ощущала себя здесь чужой, будто в этой роскоши она была ни к месту: в России девушка могла дышать полной грудью, она была свободной, а в Корее, на чужбине, кислород перекрыла золотая клетка из высоток и нравов, людей и новых общественных правил, которые Лина должна была усвоить, чтобы почувствовать себя здесь живой, нужной, частью чего-то целого.

– Привыкай, стерва, мы здесь задержимся надолго, – одарив сестру самой мерзкой ухмылкой в своём арсенале, Вадим взял сумки и чемодан, которые курьер оставил при входе, и пошёл в комнату, расположенную в самом конце коридора.

– Идиот, – в пустоту сказала девушка, беря свои вещи и неся их в соседнюю от брата комнату.

Вадим работает генеральным прокурором в местной прокуратуре. Если быть точнее, его на той неделе перевели в Сеул: до этого он занимал такую же должность в Москве. За его трудолюбие и усердие, а также за то, что его подчинённые раскрыли массу сложных и запутанных дел, мужчину перевели сюда, чтобы в Сеуле наладить дела с преступностью.

Переезд не занял слишком много времени: вещи прибыли в город раньше Романовских, квартиру им предоставили власти Сеула, как иностранным гражданам, а перелёт оплатило новое подразделение прокуратуры, куда и перевели брата.

Зайдя в комнату, Лина облегчённо выдохнула: в углу находился широкий подоконник и окно, сбоку – дверь, ведущая на открытый, достаточно узкий балкон, слева от входа стояла двуспальная кровать с недавно купленным матрасом, по бокам от неё- белые тумбочки, справа от двери- такого же цвета шкаф, напротив кровати- светлый комод. В самом дальнем углу комнаты расположился туалетный столик с прямоугольным зеркалом. Простовато, но если всё обставить по своему вкусу, то выйдет вполне прилично и уютно. Самое главное, что здесь чувствовалась жизнь: то ли благодаря балкону, из приоткрытой двери которого лился свежий воздух, то ли из-за того, что интерьер походил на комнату девушки в России. К запаху новизны примешивался запах родных мест, светлая луна озаряла лицо девушки, сжигая своим белым пламенем все тяготы прошедших дней.

Бросив вещи, Лина устало плюхнулась на кровать. Матрас любовно принял её в свои объятия, нежно обволакивая тело; не было сил что-либо делать: хотелось просто лечь и уснуть. В последние дни в России девушка очень плохо спала: Вадим приходил поздно, что-то очень громко обсуждал, расхаживая по квартире и создавая особый шум на кухне, потом выходил курить на балкон в её комнате, не упускал возможности запульнуть в сестру игрушкой или скинуть с кровати и только потом шёл в свою комнату с чувством выполненного долга и собственного достоинства.

– Раздражает, – прошептала девушка в потолок. Их отношения с братом не задались с самого начала: родители пошли под венец под дулом документации, согласно которой фирмы их отцов должны были объединиться, детей они тоже не планировали, однако на их появлении настояли бабушки и дедушки, поэтому, после их рождения, заботы об их воспитании свалились на плечи сиделок и, крайне редко, на бабушек, и, пока эти дамочки не видели, брат с сестрой всячески пакостили друг другу. То девушка ему рогатку сломает, то он подпалит волосы её любимой кукле. Они терпеть не могли общество друг друга, так же как и родители: в большом семейном доме они были чужими, старались встречаться только за трапезой, да и там надолго не задерживались, разговоры не задавались, поэтому все мигом отбрасывали эту затею и пожинали плоды тяжёлой тишины. О семейных прогулках и речи быть не могло: они из школы-то ни разу не забирали детей, ссылаясь на работу и сиделок, которым они платят за это. Из развлечений у Вадимы и Лины были только шалости да издевательства то друг над другом, то над няньками, которые невпопад сыпали укоры и наставления, думая, что воспитывают.

Погружаясь в детские воспоминания, Лина не заметила, как глаза устало прикрылись, призывая войти в царство Морфея и отдохнуть душой и телом под охраной стражника-сна.

«-Ты хоть представляешь, насколько высокомерная и невыносимая?

-Ох, мне настолько часто говорят такие слова, что я стала воспринимать это как комплимент»

– Вставай, я тебе говорю, – грубо скидывая сестру с кровати, чуть ли не кричал Вадим. Его красное от злости лицо, морщины около сведённых к переносице бровей, раздутые ноздри и мокрые волосы говорили о том, что он знатно опаздывает на работу.

– Хах, – усмехнувшись увиденной картине, Лина едко стрельнула в брата сонными глазками и села на полу, – что, не успел устроиться, а уже опаздываешь? Ай-ай-ай, что же скажут сотрудники, раз начальник такой разгильдяй?

Проигнорировав дальнейшие возмущения Вадима, девушка, довольная тем, что утро удалось, раз Романовский взбесился от её слов, юркнула в ванную. Её ежедневные процедуры то и дело прерывались раздражённым братом, который каждую минуту тарабанил по двери и просил поторапливаться.

– Отвали, чудик, – размазывая по лицу увлажняющий крем массажными движениями, громко сказала Лина, чтобы Вадим точно услышал, – дай мне пять минут и перестань бить в дверь: она не виновата в том, что ты такой соня и засранец.

– В машине жду, – процедил брат, пропустив мимо ушей последние слова, и хлопнул входной дверью.

– Зачем ты меня с собой везде таскаешь? Ты мне не нянька, думаю, без тебя бы я прекрасно справилась. По крайней мере, успела бы вещи разобрать, – недовольно поинтересовалась Лина, отворачиваясь к окну. Она знала, что их ненависть с братом взаимная, поэтому не могла найти весомой причины тому, что в данный момент, как и всегда, находится рядом с ним. Брата не обязывали быть нянькой для сестры, да и добровольно он на это не пошёл бы. Вадим давно мог бросить Лину, оставив на волю судьбы, но почему-то до сих пор ревностно держал рядом с собой, как трофей, полученный кровью и потом.

– Заткнись, а? И без твоей болтовни голова кругом, – едко выплюнул Вадим, резко заворачивая на территорию прокуратуры.

Здание выглядело впечатляюще: хоть этажей было не так много – всего семь, – но архитектура резко контрастировала с современными высотками рядом, навес над входом удерживали песочного цвета колонны, по бокам от двери стояли мультяшные человечки- мальчик и девочка в полицейской форме.