– Ты кто? – едва успел спросить осуждённый.
– Я тот, кого история отвергла,
Лишь потому, что духом я поэт,
Не коммерсант и, не дай бог, учёный.
А между тем я в чувствах толк познал.
Вернее, я узнал, откуда все они берутся,
Вернее, где их нет…
Так разве ж это преступление?
Заключённый дернулся, незнакомец пытался подмигнуть.
– Так, преступление это или нет?
– Нет.
– Я знаю это. Но у тех господ
Велись какие-то дела. И все, чтобы меня
Упрятать в этот Тауэр.
Ведь я не заслужил?
Он прищурился. Глаза его мертво блеснули. Повеяло сквозняком.
– Полагаю, нет…
– Вот именно, мой друг, ведь я поэт!
Поэтов должно возвышать на этой грязной, серой массой,
От коей я так много, тем не менее,
Полезных сведений узнал.
Они должны быть благодарны!
Так?
Длинный нос незнакомца протиснулся между прутьев. Он блестел, будто от пота.
– Может быть…
– Это не ответ, мой друг, точнее!
– Видимо, да.
Заключённый что-то ощутил внутри своего полусонного разума.
– Тогда меня мог слышать каждый:
На площадях, и в скверах, и в салонах.
А кое-кто и лично, тэт-а-тэт,
Я был последним их услышанным певцом.
Ведь добр я.
Я отпускал их сразу после песен и объятий.
Тебе спою я тоже?
Незнакомец сотворил жуткую вопросительную гримасу, обнажив черно-бурые сточенные зубы.
– Давай, – пожал плечами заключённый.
В конце концов, этот псих не просочится же сквозь решётку, а другого развлечения все равно нет.
Мужчине даже не пришло в голову, что заключённые не могут одни ходить по коридору, всюду датчики движения. Хотя сейчас коридор на быстро брошенный взгляд показался ему старым.
– Жила на свете девушка, она не знала, как любить.
Я предложил ей показать любовь. Она
Смеялась. Но со мною в длинный путь
По чувствам собралась.
Я пел ей песни, я играл ей сказки.
Я целовал её уста, глаза и прочее.
Я ей дарил цветы, рассветы и закаты…
Она все это принимала, словно должное.
Потом сказала, глядя прямо мне в глаза,
Что не ко мне, – к другому ее чувства просятся.
Гость замолк, драматично схватившись за грудь и дыша как-то влажно натужно.
– Я был почти убит! Я бросился ей в ноги.
Я умолял открыть мне эти чувства.
А там уж сам я с ними разберусь
И в нужное направлю русло.
Она отпрянула, себе вцепившись в грудь,
И будто плачет. Тут-то понял я.
Она в груди запретила все чувства
(Как шлюха прячет деньги)
И держит крепче, чтобы я не отнял!
Ты думаешь, я не способен взять своё?
Вопрос прозвучал громко, сипло – кость о камень. Лицо незнакомца гулко ударилось о прутья, так что дернулось все его субтильное тело.
Заключенный только и смог кивнуть.
– Так, да иль нет, скорее отвечай!
Не мог ты разучиться говорить.
– Да,… – что-то тут было явно не так, но осуждённый не мог собрать мысли в кучу. Он не мог отвести взгляда от мельтешащей серой физиономии.
– Я бросился на грудь ее с словами,
Что где угодно в ней добуду чувства.
И вечно будут мне они принадлежать!
Она кричала очень громко, но не долго.
Я разорвал ей грудь, раздвинуть её ребра
И замер, лишь на миг. Сначала
Я подумал, это красное, что все залило мне и ей,
Потом на землю неохотно потекло,
И есть те чувства, что она таила. для другого.
Но я ошибся, потому что не почувствовал тепла в ответ,
Когда губами притянул немного капель.
Одни обида, злоба и досада.
Она уже их отдала, вдруг понял я.
Ведь даже в этой трепетной вещице,
Что из груди достал я,
Была лишь влага красная, чужая.
Незнакомец резко опустил голову и стукнулся макушкой о прутья, свистяще всхлипнул.
