* * * *
Фрегат «Величие» под всеми парусами шел вперед, оставляя за собой пенящийся след. Грузный капитан с угловатым лицом мерил шагами квартердек, еле слышно насвистывая что-то. Периодически он бросал взгляд назад, оценивал еле заметный парус идущего за ними корабля, усмехался и не произносил ни слова. На самой верхушке грот-мачты сидел альбатрос.
В одном из нижних помещений, под потолком которого, практически у самой ватерлинии, был крохотный иллюминатор, находилась женщина. Кроватью ей служил подвешенный к потолку парусиновый гамак Расшатанный табурет и откидной столик в стене заменяли всю обстановку каморки. Пахло сыростью и пылью.
Пленница сидела на стуле, изучая капли воды на стекле иллюминатора, когда услышала, как поворачивается ключ в дверном замке и встала. На лице ее отобразился интерес.
Генрих Маршаль вошел, насмешливо посматривая в пространство перед собой, всем своим видом при этом показывая пренебрежение к арестованной. Его треугольная лощеная бородка слегка подергивалась, губы были сжаты в тончайшую полоску:
– Мадам, – сказал он с легкой иронией в голосе. – Ваш завтрак!
– Офицер флота приставлен ко мне слугой? Мне это льстит! – парировала Атани, забирая у него сверток. – А я за вчерашний день всячески пыталась понять, зачем было меня арестовывать, если планируется изморить голодом. Совсем не вопрос военной чести. Хотя да… о чем я… стрелять по мирному поселению из пушек – тоже…
Генрих слегка шевельнул черными бровями:
– Я не отдавал подобного приказа, так как не уполномочен на это. И не с вами мне обсуждать действия моего адмирала…
Атани села и довольно бесцеремонно принялась за еду, чуть откинувшись на шатком стуле.
– Раз уж вы дошли взглянуть на свою жертву, лейтенант, – сказала она невозмутимо. – Может, сообщите, причину моего ареста…?
– Вы обвиняетесь в государственной измене, – сухо процедил тот.
– Надо же! – поморщилась Атани. – Кому я изменила, простите? Ах, да! Наполеону. Он теперь считает себя Францией, да?
Генрих, ничего не ответив, смерил ее пронзительным взглядом. Было в его глазах что-то такое, что заставило графиню прекратить жевать и подняться с места.
– И что же вы так на меня смотрите, милый мой мальчик? – спросила она с открытой иронией. – Сколько презрения, злости и даже триумфа. Вы хотите меня испугать? Вы почти в сыновья мне годитесь, меня давно не пугают мужские взгляды, Генрих! Я бы даже в восемнадцать не испугалась остаться с мужчиной взаперти, а теперь и подавно!
Тон ее был насмешливым. Лейтенант повел челюстью и процедил:
– Высокого же вы о себе мнения, старая вертихвостка!
– А вы – обычный жалкий карьерист! Не забудьте указать в рапорте о том, что убили двоих лично! Включая безоружную женщину!
Генрих втянул воздух носом и слегка прикусил губу.
– Это вышло случайно, – сказал он сухо. – Я не собирался ее убивать. А потом – это была лишь самооборона.
Атани притворно вздохнула и вдруг сурово сказала:
– Я вам пожелаю встречи с братьями Гарлоу. Они вам не простят смерти своих родителей у них на глазах.
Уголки губ лейтенанта Маршаля вдруг странным образом дрогнули:
– Что ж, я тоже кое-чего не прощаю…
Тон его голоса был непривычным. Здесь не было надменности и иронии, скорее, в этой фразе была довольная усмешка, питаемая пламенем гнева. Фраза прозвучала двусмысленно, подборок молодого человека чуть подался вперед. Атани поймала взгляд черных глаз офицера и несколько секунд всматривалась в выражение его лица, потом чуть отступила назад и спросила:
