Вот и мучилась Матрёна подле соседки, не сводила с неё перепуганных глаз, забавляла разговорами, развлекала чем могла, лишь бы не дать ей окончательно заснуть. Потерпеть бы так до вечера, а там ночь придёт, всё само собой может и обойдётся.
День достался обеим хлопотный, одно избавление, вздохнула Матрёна, предали тело страдальца Дмитрия Филаретовича земле, и похороны удались, и народа пришло попрощаться достаточно, и обедом не опозорились – всё по-людски. Матрёна перекрестила вдову, так и не открывавшую глаз, пожелала ей и себе так добром и завершить многострадальный день. Ей бы тоже пойти полежать, ей тоже досталось, годы-то не те, как прежде, а как уйдёшь?! Если бы знать, что обойдётся, а случись что, пока ее не будет?..
– Серафимушка!.. – тихонько позвала Матрёна. – Серафима! Ты не засыпай, милая, ты погоди, поговори со мной.
Вдова приоткрыла глаза, долго грустно вглядывалась в соседку ничего не выражающим взглядом, будто не узнавая, губами шевелила беззвучно.
– Глянь, глянь на меня, милая, – запричитала старушка. – Ты что же, не узнаёшь совсем?
Губы Серафимы зашевелились, и веки задрожали.
– Ты уж не пужай меня, Серафимушка, я – Матрёна. Ты не засыпай, не засыпай.
– Матрёна Никитична, – прошептала еле слышно вдова. – Сморило меня. Дай водички. Мне сейчас лучше станет.
Конец ознакомительного фрагмента.
