Пройдя в квартиру, Оксана сразу сказала:
– Мне нужно с вами серьезно поговорить.
Николай Васильевич при этих словах похолодел. Господи, неужели опять? Он в поисках опоры схватился за кресло. Оксана смотрела серьезно и как будто осуждающе. Эта и квартиру отсудит, глазом не моргнув, и на факультете ославит, если что.
– Николай Васильевич, – строгим голосом продолжила студентка. – Так как все же звали лошадь Вронского? И какое отношение кличка лошади имеет к литературе?
Профессор облегченно рассмеялся.
– Какая разница, деточка? Проходи, сейчас кофейку попьем.
– А экзамен?
– Давай зачетку. – Расписавшись после «отлично», повеселевший Долгих даже решился пошутить на опасную для него тему:
– Я уж думал, ты скажешь, что ты моя дочь…
Студентка подняла брови:
– Ну что вы, Николай Васильевич… Я вам не дочь. Я жена вашего сына. Хорошо, что вы сами об этом заговорили, а то я не знала, с чего начать. – И полезла в сумочку. Достала пачку фотографий, какой-то кулон и протянула профессору. – Помните Наташу Гаврилову?..
Профессор упал в кресло и слабо замахал руками. Пришлось вызвать ему «неотложку».
За углом Оксану ждали Ира и Даша.
– Не круто мы с ним, девчонки?
– Но проучить старого козла стоило. Когда, Оксан, твоя тетка рассказала про него и дала фотографии, такую возможность упускать было глупо. Давно же он девчонкам житья не дает!
– Ишь ты, лошадь Вронского!
Профессор Долгих тогда целый месяц провалялся в неврологическом отделении. И мы переживали, не переборщили ли. Когда он вернулся на факультет, все заметили, что он здорово сдал, на пересдачу больше никого не звал. Мы вздохнули с облегчением – свою роль мы выполнили, да и ему не так чтоб сильно навредили.
И вот сейчас, видя старичка, приложившегося к ручке нашей однокурсницы, мы расхохотались. Жив курилка! Еле двигается, а все туда же… У нас уже не было былого возмущения. Специалист он был, конечно, хороший, но пользовался своим служебным положением, как свинья, – это ж ни в какие ворота. Мы с Дашей решили подойти к нему, но Оксанка сказала: «Не надо. Вдруг он нас тоже помнит, и его любвеобильное сердце не выдержит. Тогда чуть не добили, так еще не хватало сейчас угробить старого ловеласа». Действительно, и мы остановились на полпути, свернув к нашим мальчишкам, которые встретили нас громким «Ура!».
Глава 2
– Жестко вы с ним, однако, – сказала Ольга.
– Заслужил, – ответила Ирина. – В Америке бы его еще и посадили.
– У нас в редакции работает журналист, аксакал, – вспомнила Дина. – Он в перестройку ездил в Америку с группой функционеров. Это были первые поездки по обмену опытом. А наш Михалыч такой приколист, до сих пор о его поездке легенды ходят. На каком-то приеме, когда гости вечеринки рассматривали членов нашей делегации как диковинных зверей, Михалыч – в жизни очень интеллигентный и культурный человек – вдруг слил в один стакан несколько порций виски, расставленных на фуршетном столе, выпил, картинно занюхал рукавом, потом отломил от какого-то гамбургера кусок хлеба, тоже шумно занюхал. Вокруг собрался народ, одна миллионерша таращила глаза и охала. Наши функционеры краснели и упрекали Михалыча: мол, как ты мог, мы представляем страну, а ты… А он сказал, что сделал то, чего от них явно ждали – предоставил им зрелище. И на том же приеме начал клеиться к какой-то Барбаре, наши функционеры еле увели его, мол, ты что, пожизненное хочешь, международный скандал?! Михалыч долго потом жалел мужиков-американцев: ну как так? Не дотронуться нельзя, ничего… Как жить?
