Сейчас же Делмар выглядел очень удивленным и даже не подумал предложить мне сесть. Вместо этого он подошел ко мне, осторожно взял за подбородок, чуть не схлопотав за это розами по роже вместо своего братца (едва сдержалась, честное слово), и медленно покрутил мою голову, разглядывая лицо, шею, даже попытался за ворот ночнушки заглянуть, но получил по наглым конечностям и передумал. Зато руки мои разглядывал долго, вдумчиво, увлеченно так, а потом спросил, глядя на розы:
— Яна, сладкая моя, не хочешь рассказать, за каким тарготом ты с утра лазила по кустам? Почему не отправила кого-нибудь из нарзов, чтобы они принесли тебе букет, если так хотела?
Я все еще не привыкла, что у моих мочалок есть настоящее название, и на секундочку подвисла, соображая, кого он имел в виду.
— Я их не собирала, — встряхнув букетом, медленно, очень значимо посмотрела на Раяра, — я на них спала.
Делмар тоже обернулся на брата, но спросил почему-то у меня, как будто я должна была знать ответ:
— Зачем? — продолжая сжимать в руках мою свободную ладошку, он рассеянно перебирал мои пальцы. — Меня, конечно, очень радует, что ты с самого утра испытываешь такие сильные эмоции, но… они же отрицательные.
— А это у вас нужно спросить. Почему я спала на розах? Откуда они вообще в моей кровати взялись?
Делмар медленно, неверяще, что ли, посмотрел на Раяра, а тот совершенно не чувствовал за собой никакой вины.
Откинувшись на спинку стула, хищник нагло заявил:
— Это была твоя романтическая идея.
Огонька передернуло от моего недоброго взгляда… а может, и от несправедливых обвинений, которые тут же были опровергнуты.
Но лучше бы он этого не делал, вот правда.
— Во-первых, это должны были быть лепестки роз.
— По-твоему, я должен был сидеть и ощипывать их? — возмутился Раяр.
— Ты мог бы приказать, — Делмар бросил значимый взгляд наверх, туда, где потолок терялся в густой клубящейся тьме, которую не способен был рассеять ни солнечный свет, пробивавшийся в большие светлые окна, ни сияние магических светильников, установленных, казалось бы, везде.
— Это унизительно, — пробормотал мой кошмар, тоже посмотрев наверх.
Я за компанию подняла голову, любуясь этой печальной мрачнотой, с ностальгией вспоминая, как из вот такой же тьмы, только в главном зале, мне на радость вывалились две мочалки.
— К тому же, — вернулся к важному Делмар, — рассыпать по постели лепестки ты должен был в романтический вечер вашей первой ночи. А ты что натворил?
И с такой непробиваемой уверенностью он это сказал, с такой нерушимой верой в свои слова, что я даже не сразу поняла, что конкретно меня так сильно возмутило.
Дошло до меня быстро, Раяр даже не успел отреагировать на этот наезд:
— Какой еще первой ночи?!
От меня нагло отмахнулись, вырвали веник из рук и, потрясая им в воздухе, вопросили:
— Ты мог хотя бы от шипов избавиться?!
— Откуда мне было знать, что люди настолько хрупкие? Женщины любят розы, зачем они любят то, что может их ранить? — глухо огрызнулся Раяр, из-под нахмуренных бровей глядя на нас. Хищник чувствовал себя неловко, кажется даже осознавал, что имел место косяк с его стороны. Такой шикарный косяк эпических масштабов. И его все это очень бесило.
— Мазохистки, — со знанием дела ответила я, почесав бок. Царапины не просто жглись, теперь они еще и чесаться начинали, и это было просто невыносимо. — А я не мазохистка, я нормальная, потому давайте договоримся: я буду просто очень сильно радоваться, что вы не пытаетесь за мной ухаживать, а вы… а вы не будете пытаться за мной ухаживать!
