Мы идем мимо памятнику клавиатуре, на котором трое детишек лет пяти весело скачут, как будто играют в классики. Я смотрю на их болтающих неподалеку мам и невольно задаюсь вопросом:
– Может быть, мне завести ребенка?
– Господи, Крис, что творится в твоей голове.
Ма отчитывает меня как подростка. Опускаю нос и по-детски пинаю пожухлую листву на дорожке, боюсь заговорить вновь и лишь искоса слежу за подругой, чтобы разгадать ее настроение.
– Тебе хотя бы есть от кого, – неожиданно говорит Ма. В ее глазах читается грусть, но я не могу понять, чем это вызвано. Открываю рот, чтобы спросить, но Ма резко переводит тему. – Обычно к этому времени снег уже лежит повсюду.
– Ты действительно хочешь поговорить о снеге? – с улыбкой спрашиваю я.
Ма устало вздыхает.
– Ты сегодня сама не своя. Что с тобой, Ма?
– Мне тридцать три, – удрученно отвечает подруга.
– Мне тоже.
Мой комментарий звучит бестактно. Я закусываю нижнюю губу и призываю себя помолчать. Надо бы дать подруге высказаться, а не перебивать после каждого слова. К счастью, либо Ма не замечает моих слов, либо ее желание высказаться достигло пика.
– Вокруг меня все давно женаты, рожают детей, кто-то даже развелся и уже успел обзавестись новой семьей.
Опять это слово «развод», но меня уже не трясет.
– Я хочу любви. Хочу семью, детей. Но с каждым днем эти мечты становятся все более нереальными, что ли. Если честно, я уже и не верю, что когда-нибудь стану счастливой женой и мамой.
– Мне всегда казалось, что ты счастлива в своем одиночестве.
Ма презрительно фыркает.
– Крис, ты знаешь хоть одного одинокого, но счастливого человека?
Отрицательно мотаю головой.
– И я о том же. Раньше мне виделось, что мой выбор называется «свобода». Я могу делать что хочу. Ходить куда хочу. Спать с кем хочу. Но сейчас я понимаю, что из-за собственной глупости обрекла себя на участь жалкой старой девы.
– Ма, – я беру ее за рукав и останавливаю. – Ты вовсе не жалкая. И не одинокая, я всегда с тобой.
Подруга горько ухмыляется и опускает глаза.
– Крис, ты же понимаешь, что это не то? У тебя есть семья, муж. Даже если у вас не ладиться, главное – вы есть друг у друга. Не пройдет и пары месяцев, зуб даю, заведете ребенка. А я так и останусь одна.
Не сговариваясь, мы продолжаем двигаться по брусчатой дорожке вдоль воды. Я беспокойно перебираю в голове варианты, что можно ответить подруге, но, как назло, ничего не приходит на ум. Еще метров пятьдесят мы молча идем, пока не выходим к маленькому мосту через реку. Поднимаемся на него и останавливаемся на смотровой площадке, откуда открывается вид на утомленный серый Екатеринбург. Тяжелое небо опустилось совсем низко. Его бесконечное хмурое полотно уже не в силах прорвать ни солнце, ни воткнутая подобно игле башня Исеть.
Вода, прорывающаяся через плотину, не шумит, как обычно, а наоборот стекает по камням медленно, лениво, подобно киселю. Пышные деревья, давно потерявшие последние желтые листья, растянулись густой полосой вдоль воды. Их голые ветви сплетаются между собой, будто гигантская паутина. Ветер усиливается, и деревья раскачиваются из стороны в сторону, натужно скрипя и стуча ветвями друг об друга. Этот печальный пейзаж разбавляют разве что яркие пятна домов и машин, кишащих на улицах – главных артериях города.
Разворачиваюсь спиной к воде и упираюсь ладонями в ограждение. Впереди на фоне пасмурного неба едва виднеется ажурный купол цирка и еще один небоскреб, больше похожий на лезвие ножа.
