— Была? – во взгляде Маши отражается искренне недоумение, я беру бокалы и иду к ней. Она все это время, не моргая, наблюдает за мной. Я подаю ей бокал, и вижу, как дрожат ее пальцы.
— Никого не осталось. Так вышло. Я уже это пережил, — хрипло произношу я, убирая за ухо белокурый локон, нежно касаясь кончиками пальцев ее щеки. — Мы собирались жить здесь все вместе, а живу я один.
— Мне… это ужасно. Прости, что напомнила… – она перехватывает мое запястье, мягко сжимая своими прохладными ладонями.
— Я думаю, что ты должна знать обо мне хоть что-то. Это было бы справедливо. Ведь я знаю о тебе все.
— Нет. Так не бывает, — печально качает головой Маша, пригубив вино. — Можно, я спрошу, что случилось?
Я одергиваю руку, убирая в карман брюк. Вторую с бокалом подношу к губам.
— Конечно, — рвано киваю. — Мама разбилась на машине. Не справилась с управлением. Вылетела на встречную полосу. Это было давно. Отец – четыре года назад умер от онкологии. Сестра ушла внезапно. Я не ожидал. И это была сама тяжелая потеря, потому что после смерти родителей мы были очень близки.
— Что с ней произошло?
— Анафилактический шок. На отдыхе ее укусило какое-то насекомое. Очень быстрая смерть. Медики просто не успели доехать.
— Мне очень жаль, Дим. Это ужасно. Я могу представить, хотя мне никого терять не приходилось, и надеюсь, что еще долго не придется, — говорит Маша, и в ее красивых больших глазах блестят слезы. И это не жалость, настоящее и чистое сострадание. Не ожидал от нее такой чуткости. Мы же по большому счету чужие люди, которые только начали узнавать друг друга не только физически.
— Расскажешь, почему ты сбежала? – резко меняю тему, чтобы мы оба тут не разрыдались. Маша залпом выпивает свой бокал, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не сделать замечание, что вино за двести долларов так не пьют.
— Были причины, если не забыл. Ты умолчал о девушке.
— Как видишь, девушка тут одна. И это ты.
— Мы болтать сюда приехали? Или я отблагодарить тебя должна? – неожиданно резко спрашивает Красавина, обходя меня, и направляясь к стойке бара, где стоит открытая бутылка. Она наливает себе еще, расплескав немного на столешницу. Облокачивается на стойку, с вызовом разглядывая меня. То, как она пьет вино десятилетней выдержки, говорит о двух вещах. Первое – она никогда не пила сухое вино такого качества. Второе – пить она не умеет, и ее необходимо в этом вопросе контролировать.
— Отблагодарить? Ты, о чем сейчас? – я прищуриваю глаза, ставлю едва пригубленный бокал на полку в стене. Сунув руки в карманы, я холодно изучаю вызывающую позу Марии Красавиной.
— Ну, ты разве не этого ждешь? Для чего ты устроил дурацкий перевод в Москву? Уж точно не по доброте душевной. Трахаться со мной понравилось? Так давай, чего тянешь? Никуда не сбегу. Можешь не стараться из себя джентльмена строить.
— Ты больная совсем, — потрясенно говорю я, приближаясь на расстояние вытянутой руки. Маша ухмыляется мне в лицо и начинает расстегивать свою рубашку нервными резкими движениями. Инстинктивно опуская глаза, я вижу простой атласный лифчик телесного цветы.
— Уж прости, я не твоя фифа из судейской семейки, на кружева мне папочка не заработал, — проследив за моим взглядом, насмешливо бросает Красавина.
— Нет, ты не фифа, — от ярости у меня скулы сводит. — Ты глупая маленькая сука. Наглая и невоспитанная. И если хочешь знать, раз уж ты везде засунула свой нос, то Полина сама всего добилась. – Я грубо хватаю полы ее рубашки стискивая на груди, разворачиваю и толкаю в сторону.
