Дома было полно еды, но она отказалась, сославшись на усталость, и очень рано легла спать.
Через несколько дней, улучив момент, когда Гуля вышла к подружке, она позвала в спальню Владу.
– Садись, – показала взглядом.
Девочка присела на край кровати. Они говорили долго: о жизни, о школе, о будущем, а потом Ольга, погладив руку дочери, произнесла чуть слышно:
– Уезжать тебе надо, доченька, отсюда. Уезжать. Чует мое сердце, не оставит он тебя в покое, а жить в вечном страхе за решетками и замками – не дело это. Не дело, – её пальцы бессильно гладили руку дочери, и эти прикосновения напоминали касания легкого перышка. – И вообще – что тебе здесь делать? Работать всю жизнь в гастрономе? Лариса говорит, что ты способная и что тебе учиться надо. Вот закончишь, дай Бог, 8-й класс и поедешь. Я уже и письмо тебе в дорогу написала.
– А ты, мама?
– А что я? Я буду в порядке. И Гулечка здесь, как рыба в воде. А тебе другая вода нужна, другая. Я это давно чувствую, – Ольга улыбнулась. – Ну, ладно, иди, а то устала я что-то, посплю. А письмо в шкафу найдешь, под полотенцами.
Осень выдалась дождливая, холодная. Уже к концу октября зачастили дожди. Рваные, набухшие влагой облака неслись, наливаясь свинцовой тяжестью, ежеминутно меняя форму и размер, опускаясь на крыши и цепляясь за голые ветви деревьев.
Ольга полюбила сидеть у окна, облокотившись на подоконник, на котором частенько сидел Мур.
Она не спросила ни слова о решетках, лишь один раз с горькой улыбкой произнесла:
– Небо в клеточку, как на уроке математики.
Влада по-прежнему бегала после школы на работу в гастроном, правда, уже пять дней в неделю. Вся её зарплата шла в дом, но денег все равно катастрофически не хватало.
Очень помогали соседи, и Лариса Матвеевна заглядывала частенько, приносила что-то вкусненькое, рассказывала про школу, про библиотеку. Иногда она прикрывала дверь в спальню, и они о чём-то долго шептались с Ольгой.
В конце декабря выпал первый снег. Он начался вечером и валил крупными пушистыми хлопьями. Ольга очень любила зиму, именно такие волшебные вечера, наполненные необыкновенной тишиной, когда в природе исчезали все краски и оставался только один цвет – праздничный и торжественный. Да, это завтра на этой белизне отпечатаются чёткие следы птиц, людей, санок; ещё через пару дней она потемнеет, снег станет серым, рыхлым, ноздреватым и потеряет своё очарование. А пока…Пока такое наслаждение наблюдать за этим мягким кружением беззвучно падающих хлопьев, так быстро и заботливо окутывающих землю.
Они не ставили в этом году ёлку, просто, не сговариваясь, не поднимали эту тему. Но в один из дней Гуля принесла из школы большую матерчатую сумку, наполненную всякой всячиной.
– Это тебе, мама, – с гордостью сообщила она, выуживая гирлянды, фонарики, снежинки – всю эту мишуру, которой Ольга так любила украшать окна и стены перед Новым годом.
– Нравится? – счастливо улыбалась младшая дочь. – Правда красиво? Это ребята тебе сделали, в библиотеке. Не так уж всё идеально, – добавила она, поведя плечом. – Снежинки мы с Владой красивее вырезаем, ну, да ничего, тоже пойдёт. Если хочешь – мы тебе ещё вырежем, – торопливо добавила она, вопросительно посмотрев на мать.
– Всё отлично и всё красиво, – счастливо улыбнулась Ольга. – Лучше и не надо. Передай ребятам спасибо от меня. Вот к весне, чувствую, выйду на работу и всех научу вырезать наши снежинки.
