. Эта мысль будет в дальнейшем признана Розой Люксембург в ее критике социал-демократии и Второго Интернационала в свете российского опыта 1905 года. Таким образом, историческая партия понимается как спонтанный продукт борьбы рабочего класса в ходе революционного процесса (фактически, именно Рабочие Советы возникнут в качестве единого политического выражения пролетариата, устраняя самим фактом своего существования разделение между партиями и профсоюзами, которое было характерно для предыдущих условий). В ожидании возникновения ключевых периодов, во время которых партия может быть сформирована, сознание того, какой историческая партия будет на практике, воплощается в «лабораторной секте», которая сохраняет (бордигистская тема инвариантности) или перестраивает (обогащает) – это зависит от текстов, к которым обращаются – коммунистическую Программу. Фактически, Маркс и его «группа» (Энгельс и др.) позиционировали себя как элитарные хранители теории, которую должно было принять практическое движение: они – историческая партия в теоретическом плане. Когда Маркс говорил: «Идея, овладевая массами становится материальной силой», это не так уж сильно отличалось от формулы Лассаля о «союзе науки и пролетариата» … и не было так уж и далеко от того, что Каутский и Ленин впоследствии напишут о сознании, вносимом извне классовой борьбы в пролетариат. Так, М. Рюбель утверждает в конце своего текста «Le parti proletarien» (цитируется выше): «Социологическому анализу остается показать, насколько такая концепция харизматического выбора отличается или не отличается от взгядов Маркса на политические секты».
На самом деле есть важные различия между тем, что писали Маркс и Энгельс, и, например, тем, что писал Каутский с его идеологическим и, следовательно, буржуазным взглядом на теорию: «Англия предоставила им [Марксу и Энгельсу – Ред.] большую часть экономических материалов, которые они использовали, а немецкая философия дала им лучший способ вывести из этих материалов цель современного общественного развития; французская революция ясно показала им необходимость завоевать власть, особенно политическую, для достижения своей цели. Таким образом, они создали современный научный социализм, объединив все великое и плодотворное, что есть в английской мысли, французской мысли и немецкой мысли». (Каутский. К. «Les Trois Sources du Marxisme» [«Три источника марксизма»], Спартак, серия B, №78, стр. 21) [6]
Эти различия по существу основаны на признании Марксом и Энгельсом решающей роли, которую играет реальное движение пролетариата по отношению к интеллектуальной продукции. Классовая борьба 1840-х годов помогла им отказаться не только от гегелевского идеализма, но и от буржуазного материализма, лежавшего в основе дуализма мысли и действия (см. «Тезисы о Фейербахе», 1845 г.): «Теоретические выводы коммунистов никоим образом не основаны на идеях или принципах, которые были изобретены или открыты тем или иным потенциально-универсальным реформатором. Они просто выражают, в общих чертах, реальные отношения, проистекающие из существующей классовой борьбы, из исторического движения, происходящего на наших глазах». («Манифест Коммунистической Партии», 1848 г.) «Они „развивают“ идею с помощью „последовательных“ исследований, которые не оставляют никакого плода. Затем они „несут эту идею в наши рабочие организации“. Для них рабочий класс – это сырье, хаос, в который они должны вдохнуть свой Святой Дух, прежде чем он обретет форму». (
