– Не иронизируй! – воскликнула Арина, обернувшись. Она сжала озябшие руки в кулачки и подышала на них.
«Она как маленький ребёнок: выглядит наивной и немного глупой. Показуха? Игра? Вроде и доверчивая, но настороже, и всё время о чём-то думает, – прищурил взгляд Феникс, думая о Зиновьевой. – Или слишком хитрая, а ты, дурачок, попался на её уловки. Она облапошит тебя и глазом не моргнет, а ты потом будешь расплачиваться за свою глупость всю оставшуюся жизнь. Феникс, очнись, это лживая, продажная шкура, а не девушка. Да нет, не похоже это на розыгрыш. Ты же видишь её волнение. Ага, только что-то за всё время она об отце не волновалась. Странно, как всё это странно».
– Даже и не думал. Спрячь свои колючки. Со мной они тебе ни к чему, – после недолгого молчания ответил Даниил, ежась от стылого воздуха. – Как твоя нога?
– Немного болит, – смутилась Арина, срывая жухлый листочек с кустарника. Она поднесла его к глазам, рассматривая прожилки и ржавые крапинки. – Осень, тоскливое время года. Я её не люблю. Природа словно умирает, и не знаешь наверняка: уловишь ли её дыхание вновь.
– В твоих словах есть доля правды. Природа умирает каждый год, она не повторяется снова. Цветут новые цветы, зеленеет листва, но даже люди не остаются прежними: у них меняются мысли, мировоззрение, временами даже жизнь. А теперь хватит разговоров, сейчас осмотрим твои раны.
Солнце блистало высоко в безоблачном небе, но совсем не грело. С каждым часом становилось холоднее. Приближение зимы чувствовалось во всём. Дальше находиться в поле не было смысла, но Даниил не решил, куда им двинуться, чтобы спрятаться и перезимовать. В его поступке не было логики, и он это понимал, но такой протест очень воодушевил мужчину, что отступаться от намеченного плана не собирался.
– Холодно, – улыбнулась Арина. Её щеки покраснели то ли от холодного воздуха, то ли от смущения, но румянец ей был к лицу.
– Не май месяц, – согласился Феникс, и направился к машине. Он осознал, что чем дольше рассматривает Зиновьеву, тем сильнее симпатизирует ей. Да что там симпатизирует – он желает её до последнего сантиметра смуглой кожи, до самой глубокой потайной складочки, до дрожи, в конце концов. Тряхнув головой, он бросил на ходу: «Ничего, скоро мы уедем отсюда. Иди за мной, покажешь мне свои ножки».
Осмотрев раны, Феникс обработал их и перебинтовал ступни.
– Леди, теперь Вы сможете бегать, может даже и от меня, – пошутил он, улыбаясь, отчего под глазами стали заметнее тонкие линии морщинок.
– Спасибо, доктор. А где мы будем жить? Мне надо знать заранее, чтобы разработать маршрут побега, – обуваясь, парировала Зиновьева, чем вызвала восхищение собеседника.
– Моя попутчица всё же с юмором! Уже хорошо! – воскликнул Феникс, наблюдая, как Арина ходит, наступая на больную ногу. – Жить где будем? Да не знаю я. Земной шар большой. Где-нибудь да бросим свои кости. Обещаю: всё у нас будет хорошо!
Зиновьева кивнула и, опустив голову, пошла по тропинке, разглядывая окружающую местность. Феникс, присев на корточки, достал сигарету и прикурил, рассматривая, как извивается тонкий стержень прогоревшей спички. Выкурив сигарету, он посмотрел на часы, которые показывали двадцать пять минут третьего. «Времени до вечера достаточно, а в багажнике есть запасная канистра с бензином» – мелькнула мысль.
Недалеко от места, где обосновались беглецы, был поворот и вполне приличная дорога, которая тянулась вдоль всего поля и уходила вглубь темного леса, теряясь там. Этот путь обнадеживал Феникса. Он решил, что сумеет проехать по подмерзшей колее и узнать, куда она уводит. Затоптав окурок, он достал канистру и залил её содержимое в бак.
