С тем Макарченко отошел от машины и направился в паспортный стол. «Значит, до приезда группы вы курили на улице, а теперь решили подымить в машине. Шифруетесь, значит? Ну, ну…» – усмехнулся он про себя, скривив губы в ехидной улыбке.
Часом позднее участковый возвращался к месту убийства. У подъезда уже не было автомобиля опергруппы. Всё выглядело спокойно и безмятежно, словно ничего не произошло. Однако синий Форд по-прежнему занимал свое место на парковке.
Участковый поднялся на этаж, но и в квартирном холле никого не обнаружил. Дверь в квартиру убитого была закрыта и опечатана. «Следственный комитет Российской Федерации», – прочитал участковый на печати. «Интересно девки пляшут… Быстро управились» – подумал участковый.
Он потоптался на месте, затем позвонил в дверь соседа. Ответа не было. Позвонил еще раз. Наконец, раздался шум открываемого замка, и уже знакомый пенсионер в очках осторожно просунулся в открывшуюся щель, сдерживаемую дверной цепочкой.
– Простите, что беспокою, – начал участковый, но пенсионер прервал его:
– Все уже уехали.
– Я хотел спросить… – хотел было продолжить участковый.
– Извините, товарищ капитан, – ничем не могу помочь, – быстро ответил пенсионер, переведя взгляд куда-то ниже, – мне запретили давать какие-либо комментарии.
– Но я же… – участковый хотел было придержать дверь, заметив, что пенсионер начал отстраняться.
– Мне жаль, Алексей Игнатович. Всего доброго! – сказал пенсионер и проворно захлопнул дверь.
Макарченко слегка опешил от такой нелюбезности. Однако делать было нечего. Выйдя из подъезда, участковый, как и прежде, достал из кармана пачку сигарет, но повертев ее в руке, вернул в карман. Пассажир Форда продолжал пялиться на капитана, и это его задело.
Несколько помешкав, Игнатьич двинулся в направлении автомобиля. Водитель и пассажир сопровождали приближающегося стража порядка бесцеремонным взглядом.
Подойдя к автомобилю, участковый подождал ответной реакции пассажиров и, не дождавшись ничего, вежливо постучал пальцем в стекло двери водителя. Водитель опустил стекло.
– Участковый, капитан Макарченко, – представился Игнатьич, – прошу предъявить документы.
– А в чём дело, капитан? – слегка вызывающим тоном спросил водитель, светловолосый крепыш с тяжелой челюстью боксера. «Капитан» резануло участковому слух. Обычно хамоватые гражданские используют дурацкое «командир».
– Прошу предъявить документы, – повторил участковый и пальцами правой руки проворно и демонстративно расстегнул кобуру.
– Не суетись, капитан – мы свои, – столь же невозмутимо протянул водитель и, выудив из нагрудного кармана куртки удостоверение МУРа, показал капитану.
Игнатьич ознакомился с реквизитами «корочки» и нехотя взял под козырёк:
– Извините, товарищ майор!
– Всё в порядке, капитан, – так же спокойно ответил «муровец», спрятав удостоверение в карман. – Всего хорошего!
Зажужжавший электропривод закрыл окно автомобиля до характерного стука. Игнатьич застегнул кобуру и одернул слегка задравшийся под портупеей плащ. «Черта с два ты из МУРа», – едва слышно процедил он сквозь зубы, отойдя от машины.
Он шел не торопясь, стараясь сложить мозаику из фрагментарных и противоречивых фактов. Почему приехавшие «следаки» просто опечатали дверь и уехали? Почему сосед наотрез отказался поговорить с ним? Почему «муровцы» оказались на месте раньше опергруппы и до сих пор наблюдают за домом? Кого они там ждут? Все попытки самостоятельно найти ответы на эти вопросы, роившиеся в его голове, оканчивались фиаско.
