Зато о монголах, которые тогда еще воевали друг с другом, разделившись на десятки мелких враждующих групп, и близки были к вымиранию, заявил, что за ними – будущее. Недоверчивый ко всем правителям, он поверил в Темучина, как только пошла о нем молва: «Монгольский вождь поднял знамя древнего закона, единого для всей Степи. За ним – непреодолимая сила». Это сейчас для всех очевидно, а в те годы его слова многими воспринимались как старческий бред или даже предательство. И уж совсем казалось это немыслимым делом, когда Хайдар, возвращаясь из Китая, специально сделал крюк, чтобы встретиться с Тэмучином, а потом почти никому еще неизвестному юному Хану, сильно пострадавшему в войне с кэрэитами, стал помогать деньгами и товаром.
– Пусть другие говорят, что хотят, а я вижу: выдающийся отрок подрастает! Стоит ему окрепнуть, стать на ноги, – равных Тэмучину не будет! Чем раньше люди это поймут, пойдут за ним, не оглядываясь, тем лучше. С Тэмучином мы, худые монголы, можем высоко подняться! Только бы дожить до этого, не пасть где-нибудь.
Это сейчас все стали называть себя монголами. А в те времена гордились принадлежностью к совершенно разным народам, несмотря на легендарную Моголджин-хотун – общую праматерь. Игидей тогда с удивлением услышал, как старик причислил себя к монголам, так и сказав: «мы, монголы».
С той поры купец Хайдар начал выспрашивать у Игидея про Тэмучина, его окружение, родных, происхождение, хотя, как скоро выяснилось, он и сам все знал прекрасно.
Теперь стало ясно: старик заранее предвидел, куда повернет история, именно потому и выбрал Игидея в зятья. На самом же деле ничем он особым не отличался: таких, как он, у Хайдара было хоть отбавляй. Правдивый, честный, простой и верный данному слову Игидей превосходил других одним: кровной близостью с Тэмучином.
Купец Хайдар был стариком молчаливым, подавляюще действующим на окружающих людей, видным.
Раскрывался редко: заводил разговор обычно только во время дальних путешествий. Однажды, подгадав такой момент, когда старик был в особо хорошем и приподнятом настроении, Игидей спросил у него:
– Ты по чему, по каким признакам предрекаешь Тайан-Хану бесславный конец? На мой взгляд, сидит он прочно. Если не считать их мелкой размолвки с Кучулуком, кажется, нет никакой силы, способной противиться ему.
Старика, кажется, заинтересовал вопрос зятя. Помолчав какое-то время, вроде бы невпопад ответил:
– Чем человек могущественнее, чем больше жизней находятся у него в подчинении, тем больше скрывается истинное отношение к нему, тем больше выпячивается ложь, лесть для замасливания глаз. Ты же видишь, как по-разному относятся люди даже ко мне. Пока меня нет рядом – одно, но стоит мне войти – сразу все меняется. А ведь я всего-навсего купец. А каково положение тех, кто распоряжается судьбами людскими, решает, кому подняться, кому упасть, кому жить, а кому умереть?
– Я и вправду вижу, как пытаются подлизываться к тебе, стараются угадывать желания, чтобы быть на хорошем счету. А как быть с этим?
– Что можешь ты, если сам Бог создал людей такими? Но мудрый человек должен знать, замечать это, давать правильную оценку, главное, не обольщаться. Если не поймет, почувствует себя таким, каким якобы видится в глазах окружающих, он – слепец! А поводыри найдутся. Уведут туда, куда им выгодно, и вчерашний великий правитель или удачливый купец потеряет способность различать добро и зло, правду и ложь, подхалимство примет за уважение – станет ничем!
